Тени Стамбула: сердца в ловушке

Когда врач совершает преступление,
он опаснее всех прочих преступников.
У него крепкие нервы и большие знания.

Артур Конан Дойл. Приключения Шерлока Холмса.

___________________

15 сентября 2024
8.35 утра по Стамбульскому времени

Ловко ввернув свой красный ситроен на парковочное место между двумя внедорожниками на прямоугольной стоянке у пристани, женщина с силой сжала кожаный руль, чувствуя как достаточно короткие, не покрытые лаком ногти, врезаются в нежную кожу ладоней.

Утренняя стычка, которая грозилась стать величиной постоянной, а не переменной, раззадорила ее, и одна из высокомерных частей ее личности до сих пор требовала отмщения статному Главному прокурору, так по-свойски распоряжавшемуся ею прямо на офисном столе кабинета.
Собираясь с мыслями перед началом работы, женщина несколько раз глубоко вздохнула, возвращая себе прежнее ледяное самообладание, несомненно сопутствующее ей, когда дело доходило до осмотра места преступления. Пытливый взгляд, рациональный ум и временное отсутствие эмоций - все, что она взращивала в себе годами, борясь с надменностью мужчин вокруг себя, постоянно доказывая свое право на существование женщины в системе правоохранительных органов.

Распахнув дверь, она была застигнута врасплох резким порывом прохладного утреннего ветра, который в миг поднял ее распущенные каштановые локоны, бросая их на лицо, будто разбивая волны о скалы. Поежившись от так внезапно налетевшего бодрящего сентябрьского пойраза, женщина поплотнее запахнула черный пиджак, скрывая под его полами такого же цвета платье, и ступила каблуками на влажный асфальт.

Сильный дождь, час назад хлеставший по окнам ее кабинета, звонко отбивая ритм тел по ту сторону стекла, уступил место противной мороси, которая тут же дала о себе знать первыми закручивающимися мелкими прядями вокруг лица. Привычным жестом потянувшись в карман пиджака, она выловила оттуда резинку и ловко собрала волосы в низкий хвост, готовясь приступить к работе. Невольно задумавшись о том, что погода не сыграла им на руку, устраняя возможные улики под проливным дождем, она окинула взглядом пристань, прищурив карие глубокие глаза, отмечая каждую деталь вокруг.

Перед небольшим белым домиком, отделанным сайдингом, располагалась та самая парковка, ограниченная с двух сторон высокими квадратными кадками с юкками. Камеры наружного наблюдения висели по двум углам двухэтажного строения, являющегося ближайшим местом отправления парома до Девичьей башни. Отметив их расположение, и особенно той, что выходила на сам берег, она увидела качающиеся на волнах пару белых катеров береговой охраны черноморского побережья Турции, скучающе вздергивающих своими носами в сторону открытого моря.

Усиленно потерев виски и еще раз проклиная хмурую погоду, которая давила своими низко нависшими тучами, награждая ее пульсирующей болью, женщина перевела взгляд на свои ноги, собирая губы в язвительную ухмылку. Высокие черные шпильки, словно для придания еще большего веса своей персоне, всегда были ее помощниками в ежедневных образах, однако находиться в них на катере было бы слишком опрометчиво. На этот случай у женщины прокурора всегда была альтернатива.

Обогнув свой небольшой, но слишком любимый автомобиль, который иногда напоминал ей еще одного ребенка, она уже собиралась открыть багажник, когда вдруг услышала позади себя знакомый приятный мужской голос.

- Кывылджим!

В секунду оглянувшись назад, в сторону прибрежного строения, она тут же приветливо открыла зубы в сдержанной улыбке, внутренне отмечая, что вновь будет работать с правильным и грамотным человеком в команде.

- Доброе утро, - отозвалась красивая шатенка, подняв руку вверх в приветственном жесте и открывая багажник.

Смахнув со лба пару крупных капель, которые слетели с дверцы багажного отделения, Кывылджим нагнулась вглубь пространства, ухватывая пару легких черных балеток - своих бессменных спутников в любом осмотре места совершения преступления - и тут же вынырнула обратно, столкнувшись лицом к лицу с голубоглазым мужчиной, расцветающим улыбкой на лице. Его закрученные слегка подернутые сединой черные волосы под воздействием влаги стали еще более завитыми, обнажая его исконно османскую природу, хотя вся его внешность больше походила на жителя западной части Европы.

- Неужели дело тут же отдали ГОСПОЖЕ прокурору? - усмехнулся мужчина, пожимая руку женщине в знак приветствия своей удивительно теплой и влажной ладонью.

- А как иначе, Джемаль? Ты ожидал, что вызовут ГОСПОДИНА? По моему, это как раз мой профиль. Вы уже провели опрос свидетелей на пристани? Здесь камеры, надо бы прокрутить последние сутки в записи, скажи своим ребятам, мне нужны данные.

- Как обычно, взяла быка за рога, госпожа Арслан, - рассмеялся мужчина, отчего на его щеках проявились не глубокие ямочки, сквозь небольшую щетину, обычно ему несвойственную. - Я уже отдал распоряжение. Пара парней из моего отдела занимаются именно этим, думаю, к обеду здесь они закончат. Но вообще, все как обычно, как мы любим. Никто ничего не видел, никто ничего не знает,- Джемаль развел руками в стороны, усиливая воздействие своих слов.

Кывылджим присела на багажник, задирая ногу вверх и снимая туфель, попутно усмехаясь таким правдивым словам старшего комиссара. Накинув балетку на одну ногу, она заботливо поставила лодочку на высоком каблуке на чистый коврик багажника, попутно размышляя возможные пути, как можно было добраться до известной Стамбульской достопримечательности, в особенности ночью. Сильный порыв ветра снова налетел на обоих собеседников, вынуждая Джемаля запахнуть его болотную куртку с множеством карманов, застегивая ее почти до самого верха. Стамбульское утро становилось все более зябким, как никогда усиливая ощущения приближающейся глубокой осени.

- Расскажи мне в двух словах, что там? - слегка покачнувшись от неустойчивости своего положения, надевая вторую балетку, кивнула она в сторону моря.

Поморщившись от явно проступающего синяка на локте после утреннего случая, Кывылджим сжала пухлые губы в трубочку, что на ее языке означало абсолютное внимание к словам партнера.

- Молодая девушка, в районе 20 лет. Обнаженная, на голове фата. Не утопленница, с виду - никаких следов удушения или избиения. Нашел ее в 5 утра работник башни после ночного дежурства, когда вышел покурить и убрать площадку. Судмедэксперт уже на месте, журналисты, кстати, снова не дремлют, как обычно, тебе придется сделать какое-либо заявление.

- Ты хочешь сказать, что на простое убийство это не похоже, Джемаль? - нахмурилась Кывылджим, отчего морщинки на ее переносице приобрели вид ровных коротких дорожек.

- А ты надеялась, что тебя вызовут просто так? Констатировать смерть от суицида? - Джемаль протянул руку женщине, помогая ей привстать с назначенной временной скамьи для переодевания, отозвавшись теплым усталым за много лет работы в таких условиях взглядом.

- Хочу сказать, что ненавижу работать с прессой, и, если найдется хоть один человек, который сможет меня от этого избавить, клянусь Аллахом, я поделюсь с ним своим кабинетом, - недовольно пробурчала Кывылджим, почти не обращая внимания на протянутую ей руку.

- Тебе стоит выставить это предложение на аукцион, Кывылджим, - отозвался мужчина, тут же одергивая руку назад, будто бы не заметил почти полного отсутствия ее внимания. - Катера уже ждут, можем отправляться в почти кругосветное путешествие, - добродушно хмыкнул он, запуская руку в кучерявые волосы.

Кывылджим смерила его огненным горячим взглядом, точно говорящим о том, насколько не в настроении шутить она сейчас была. Когда весь ее разум занимала предстоящая работа - ей было не до шуток, впрочем, как и всегда.
Острая на язык и надменная госпожа прокурор могла поставить любого человека на место, если он выходил за границы, которые она устанавливала сама. Иначе в турецком традиционном мире мужского самолюбия было не выжить.
Годами создавая свою репутацию благодаря безошибочной работе сначала в Измире, а теперь и в Стабуле - городе, который вызывал внутри женщины благоговейный трепет, Кывылджим давно научилась существовать в горячем и противоборствующем мире турецкого правопорядка.

Кивнув Джемалю в сторону пирса, где уже сосредоточилась группа мужчин в униформе темно-синего цвета с клетчатыми нашивками, предназначенными для облегчения идентификации сотрудников полиции, находящихся на дежурстве, Кывылджим четким выверенным широким шагом направилась прямиком к ним. Пакостная морось, неумолимо падающая с неба, грозила вот-вот превратиться в приличный дождь, вынуждая женщину скрестить руки на груди, плотнее обхватывая себя, стараясь закрыться от промозглой влажности сегодняшнего дня. Джемаль шагал позади, отвечая на очередной звонок из Центрального отделения полиции, стараясь говорить как можно спокойнее с явно встревоженным собеседником в лице своего начальника.

Обогнув двухэтажное здание, женщина подошла к полицейским, которые уже выстроились в линию возле железного желтого ограждения пирса, ожидая её указаний. Коротко кивнув старшему по званию, о чем свидетельствовал серебряный значок на его мундире, Кывылджим уточнила готовность судна, который должен был доставить их на островную часть, где располагалась башня, и, убедившись, что все находится в полной готовности, оглянулась в сторону старшего комиссара.

- Ты собираешься составить мне компанию или так и будешь трындеть по телефону? - буркнула она в его сторону, сосредотачивая внимание на его услужливом выражении лица, которое всегда так благоприятно действовало на любого собеседника. - У нас мало времени, - она указала на снова сгущающиеся тучи, воздев голову вверх.

Дождь усиливался, превращаясь в крупные капли, которые барабанили по открытому пространству пирса и превращали асфальт под ногами в скользкую поверхность. Кричащие поморники увеличили интенсивность своих возгласов, очевидно раззадоренные мигающими огнями полицейских катеров, наполняя пространство слишком мрачным ощущением тревоги и неопределенности. Ветер набирал обороты, ударяя в нос терпким запах бушующей болотной воды и поднимая первые сухие выгоревшие листья платанов, кружа их в хаотичном танце и добавляя еще больше драматизма в и без того напряженную атмосферу.

Кывылджим снова посмотрела вдаль горизонта, прикидывая расстояние до Девичьей башни и вероятное время, за которое его можно было преодолеть, учитывая разницу в скорости водного транспорта и человека, им управляющего. Очевидно, что сделать это на рассвете ясного дня, оставаясь незамеченным для хотя бы дворника, выходящего работать практически посреди ночи, было весьма проблематично. Вероятный убийца, как минимум, должен был интересоваться прогнозом погоды, чтобы осуществить свои планы, скрываясь в липкой влажной дымке тумана, так редко накрывающего Стамбул в это время года.

Высокий шпиль Девичьей башни с красным флагом, который отчаянно трепыхал на сильном ветру, призывно манил своей величественностью, и женщина в который раз подумала, как любит этот город, несмотря на все ужасы, которые могли случаться в нем день ото дня.

- Возьми, Кывылджим, - внезапно услышала она позади себя голос Джемаля, отчего в ту же секунду слишком резко вздрогнула и обернулась в сторону мужчины, который протягивал ей желтый сверток, стоя совсем близко от нее. - Это всего лишь дождевик, - усмехнулся Джемаль, глядя на ее испуганную реакцию, - он тебе пригодится, - указывая рукой куда-то вдаль, добавил он.

- Вот так забота, господин старший комиссар, - слегка язвительно бросила она, раздосадованная его таким неожиданным появлением в своем пространстве. - Поехали, пора осмотреть все место, пока это чертов дождь не смысл все на свете.

- Не переживай, дождь при виде тебя испугается своей уголовной ответственности и ретируется, - слегка хохотнул мужчина, кивая в сторону белого катера, уже заполненного тремя офицерами, негромко переговаривающимися между собой и косясь в сторону госпожи прокурора.

Кывылджим невольно нахмурила брови, стянув губы в упрямую тонкую линию, прищуриваясь и явно догадываясь, кто был предметом их разговора.

- Хочешь угадаю, о ком они говорят? - голос Джемаля позади своего правого плеча в который раз заставил ее вздрогнуть, однако не подать виду.

- Если ты думаешь, что к этому невозможно привыкнуть, то ты глубоко ошибаешься, - надменно хмыкнула ему Кывылджим, запахивая свой дождевик, который предварительно достала из пакета и уверенным решительным шагов направляясь по пирсу в сторону водного транспорта.

Протянутая рука молодого офицера, сияющего в своей беззаботной улыбке такой важной и строгой госпоже блюстительнице правопорядка, заставила Кывылджим несуразно собрать брови от ехидного пренебрежения. Ловко перепрыгнув расстояние между деревянным основанием пирса и катером, она, оказавшись на корме, выпустив теплую нежную руку совсем еще мальчишки, оглянулась ему вслед, окатывая уничижительным взглядом всю троицу, состраивая масляную приторную улыбку.

- Как Вас зовут, офицер? - обратилась она к нему все еще ласковым тоном.

- Осман Парс, госпожа Прокурор, - добро отрапортовал тот, не ощущая сгущающихся туч над его собственным маленьким миром.

- Осман.., - начала Кывылджим с улыбкой и тут же меняя ее на хищное выражение лица. - Трупы обычно не требуют улыбок. Таких, как сейчас на Вашем лице, - кивнула она в его сторону, самодовольно любуясь глуповатым выражением лица молодого офицера, которое опускалось на него в эту минуту.

- Ты привыкнешь, - хлопнул его по плечу Джемаль, поднимаясь на борт следом. - Поначалу кажется, что она акула - а потом, ничего, иногда в ней проскальзывает что-то человеческое, - добавил он, проходя дальше и сгибая голову под крышей капитанского места, усаживаясь рядом с Кывылджим.

Кывылджим Арслан пристально смотрела на водную гладь, часто поглядывая на секундомер, который засекла как только они отплыли от пристани. Они почти достигли каменного строения посреди пролива, вокруг которого виднелись несколько катеров береговой полиции и ярко желтая лента оцепления на фоне иссине-черной полицейской формы десятка людей, сновавших туда-сюда. Издалека ей даже казалось, что все они похожи на муравьев, так быстро и так слажено передвигались сотрудники Стамбульской полиции по бетонной площадке на фоне высокой каменной башни из ракушечника, верх которой вместе с флагштоком был подернут серой пушистой дымкой дождевых туч.

Дождь усиливался, отбивая каплями по поверхности воды своеобразную музыку, барабанами на фоне которой отдавали самые крупные - по крыше катера, где сейчас спрятались Кывылджим и Джемаль от непогоды.

Кывылджим поднялась со своего места и вышла на корму моторного судна. Ветер резко подхватил каштановые пряди, выбившиеся из хвоста, пуская их в замысловатый танец вокруг лица женщины. Хлесткие удары о волн о борт катера поднимали пену брызг, которые веером рассыпались в пространстве и поднимались верх, давая женщине возможность ощутить свой соленый вкус на пухлых губах.

Женщина прокурор стояла в задумчивости.

Пока катер стремительно приближался к пункту назначения, у нее была возможность подумать. Это было ее любимым занятием - сопоставлять факты, применять дедуктивное мышление, анализировать.
Рутинная работа, бок о бок идущая с должностью, не вызывала у нее, привыкшей к полному порядку, отвращения, но лучше всего она чувствовала себя в моментах, когда перед ней всплывали сложные задачи - ее глаза загорались маниакальным блеском, ощущение азарта как ток, бегущий по венам, посылало тысячи зарядов.

Она могла работать днями и ночами, иногда забывая сделать перерыв на еду или сон, когда дело касалось настоящих достойных расследований. Робот, не иначе, называли ее за глаза коллеги, спешащие домой как только часы, висевшие в холле Дворца правосудия отбивали положенное время, не желая ни минуты лишней проводить за своими столами в узких кабинетах. А еще железной леди, будто Маргарет Тэтчер.
Часто ей даже льстило такое сравнение с небезызвестной стальной и гениальной личностью и она умела подыгрывала под свои характеристики, тщательно скрывая свои внутренние, порой романтические порывы - отчаянную жажду справедливости и веру в непоколебимость турецкой правовой системы.

Катер вновь подпрыгнул на мощной волне, окатив Кывылджим целым ворохов брызг, отчего она тыльной стороной ладони провела по пухлым губам, стирая с них любимый вкус соленого моря. Вода была ее стихией несмотря на значение имени, которое всегда находило свой выход в горящих глазах, способных испепелить любого, кто попадал под ее горячую руку.

Наконец, заглушив рев двигателя, выпуская в пролив едкую дорожку топлива, водный транспорт причалил к одной из сторон каменной отсыпи, швартуясь левым бортом о берег и выкидывая толстый канат, идущий от кнехт, который один из поспешивших навстречу госпоже прокурору полицейских тут же накинул на черный стальной береговой пал, завязывая крепким морским узлом.

- Доброе утро, госпожа Прокурор, - приветливо отозвался мужчина, сохраняя субординацию и подавая руку Кывылджим, чтобы она спустилась на площадку.

- Здравствуй, Чинар, - в той же манере отозвалась она, оглядываясь по сторонам и сканируя пространство вокруг на предмет камер или возможных обзорных мест. - Судмедэксперт уже здесь? - дополнила она свой вопрос, желая услышать знакомое имя.

- Да, госпожа Арслан, уже работает рядом с телом, - его голос слегка дрогнул до сих пор, несмотря на многолетнюю службу в полиции не привыкший к неожиданным утренним находкам, когда это было лучшее время, чтобы провести завтрак совместно с семьей.

- Отлично, Чинар. Мне нужно, чтобы ты указал на схеме плана Башни все камеры, которые здесь установлены, и проверил записи последнего дня на них. Какие судна подплывали, сколько людей выходило, прогони через базу лица, которые сможет обнаружить камера. Еще мне понадобится информация об охране, персонале башни, особенно тех, кто не дежурил в последние сутки. Их полное досье - личность, семья, образование, род деятельности.

- Хорошо, госпожа Прокурор, я постараюсь все сделать, - отозвался молодой человек с густой щетиной на лице.

- Постараешься?! - ее брови метнулись вверх, а взгляд приобрел пытливый изучающий сейчас темноволосого человека характер.

- Он хотел сказать, он сделает, да, Чинар? - материализовался рядом Джемаль, сворачивая вокруг руки желтый дождевик, несмотря на крупные капли, падающие с темного неба и удовлетворительно замечая, как кивнул молодой человек своим старшим по званию.

Кывылджим со свойственной ей страстью посмотрела на обоих, посылая испепеляющий взгляд от невозможности непослушания ее просьбам, и тут же обратила свой взор в сторону натянутой желтой ленты, на сильном ветру трепещущей, будто призывая сыграть в игру "Десяточка".
Не мешкая ни секунды, решительным шагом она направилась в сторону оцепления, проходя вдоль каменной стены с небольшими окошками, сделанными в ней в давние времена, когда башня выполняла роль форта, защищая подступы к Стамбулу.
Краем глаза Кывылджим отметила, что журналисты еще не успели прибыть на неудобное для них место расположения, очевидно оставаясь на берегу города ожидая ее пояснений. Женщина даже усмехнулась находчивости убийцы, который избрал своим местом преступления недоступный для каждого участок суши.

Откинув желтую ленту, Кывылджим нырнула в оцепленный периметр площадки на углу башни, попутно отмечая отсутствие каких-либо закрытых участков для возможного наблюдения.
Несколько полицейских в темно-синей форме топтались за пределами ленты, четко выполняя инструкции, переговариваясь между собой, два криминалиста, которых она смутно знала по виду, работающие под начальством Джемаля - один с прозрачными пакетами для сбора улик, а другой с пленкой, необходимой для дактилоскопии двигались в своем ритме по периметру оцепленного участка, выискивая необходимые следствию улики.
Фотоаппарат и дактилоскоп, оставленные на небольшом каменном отступе стены бросились в глаза Кывылджим, которая тут же обреченно вздохнула. Очевидно, что отпечатков подошв или каких-либо других просто не было. Она не увидела даже ни одного желтого маркера с цифрами, стоящего где бы то ни было.

Чуть дальше на самом углу залитой бетоном площадке она увидела склонившегося на коленях молодого мужчину в том же желтом дождевике и синей кепке, натянутой на его завихряющиеся темные волосы, из под которого торчали обнаженные бледные женские ноги. Руки мужчины в белых латексных перчатках производили точечные нажимы на тело девушки, определяя степень трупного окоченения.
С одной стороны, увидев знакомого человека, Кывылджим облегченно вздохнула. С другой, ей даже пришлось остановиться на мгновение перед тем, как подойти к обнаруженной жертве, чувствуя, как ее желудок предательски скрутило от одного только взгляда на холодное бледное тело девушки.

«Держись», - приказала себе Кывылджим, ощущая затылком по меньшей мере десяток пар глаз, направленных ей в спину.

Она была одной из немногих женщин, добившихся таких высот в карьере правопорядка, и каждый ее шаг оценивался коллегами-мужчинами под от дельным прицелом критики. Любой ее промах разгонялся вдвойне, а любой триумф воспринимался как само собой разумеющееся.
Ударить в грязь лицом прямо перед всеми ей было непозволительно, а потому сейчас Кывылджим отчаянно боролась с завтраком в своем животе, стараясь дышать как можно более ровно.
Чинар тут же оказался рядом, протягивая ей бахилы и белые перчатки, которые женщина поспешила надеть.

Она медленно подошла к мужчине, со спины наблюдая его движения возле тела, и слегка дрогнувшим голосом, начала:

- Привет, Мустафа, что скажешь?

Молодой мужчина обернулся, и на его лице тут же открылась самая приветливая обезоруживающая улыбка, которую она только видела у судмедэкспертов, обрамленная не столько густой и не столь темной бородкой. Добрые глаза под козырьком кепки тотчас же выпустили веселые искорки.

- Госпожа Прокурор, ну вот. Вот я же говорил, что если убита девушка, то дело поручат девушке. - Как дела, госпожа Прокурор?

- Мустафа, - поморщилась женщина, не зная, как бы ей точнее выразить, как у нее дела, если в одно только утро у нее был животный секс на собственном столе, а сейчас она во все глаза смотрела на застывшее выражение лица мертвой белокурой красивой девушки. - Что тут у нас?

- Ну что, - ответил ей мужчина, вновь обращаясь к телу, пряча в чемодан химический термометр для измерения температуры окружающей среды. - Судя по трупному окоченению, смерть наступила не менее 8 часов назад. Видимых следов повреждения нет. Ни удушения, ни утопления. Нет никаких синяков от ударов, черепная коробка целая. В общем, хороша невеста, - хохотнул мужчина, указывая на фату.

Кывылджим, наконец собравшись с духом, вперила свой взгляд на девушку, лежащую перед ней.

В глубоких уже подернутых пеленой голубых глазах застыло выражение странного умиротворения и покоя. Белокурые локоны, обрамленные длинной белой фатой, абсолютно чистой на фоне залитой дождем сероватой площадки, были ровно уложены по плечам и обнаженной груди.
Преступник явно не торопился, когда так заботливо раскладывал каждый локон, кажется даже сбрызнутый лаком, будто бы совершенно точно знал, что его никто не может потревожить.
Руки были сцеплены на груди, так бесмятежно и так правильно, что в глаза сразу бросалась забота, с которой убийца подошел к делу.

По спине Кывылджим прокатилась дрожь. Она будет не она, если это убийство носит какой-то сакральный характер, явно пытаясь поговорить со следствием. Слишком чисто, слишком выверено, слишком красиво. Внезапно ее глаза зацепились за золотой отблеск на руке девушки.

- О, Вы тоже заметили, госпожа Арслан, - ответил Мустафа ее взгляд. - Да у нас тут еще колечко. Ну, Вы же понимаете, нам дали понять, что девушка - женушка будущая чья-то, - усмехнулся мужчина, проводя перчаткой по кольцу на безымянном пальце убитой.

- Вот так красота, - протянул Джемаль, подходя к женщине прокурору и во все глаза смотря на ладное женское убитое тело. - Ищем жениха, да, Кывылджим?

- Прекратите оба! - рявкнула женщина, требуя от мужчин хоть каплю разумности из уважения к смерти и выставила вперед свой указательный палец, облаченный в белый латекс, переводя его с одного мужчины на другого. - Давайте по делу. Что мы знаем о личности жертвы? Если ли еще какие-нибудь улики?

- Хочешь спросить, не завалялось ли где-нибудь свадебное платье, Кывылджим? - игнорируя ее призыв, рассмеялся Джемаль, отбивая ладонью руку Мустафы. - Ничего мы о ней не знаем. В базе данных ее нет, как разыскиваемая она не проходит. Нужно ДНК для определения ее личности.

- Загадка со звездочкой, госпожа Прокурор, прямо как Вы любите, - подколол ее Мустафа, собирая свои инструменты в черный пластиковый чемоданчик, заполненный множеством пробирок и пинцетов.

- Ты поговорил со смотрителем? - спросила Кывылджим, обращаясь к Джемалю. - Как там его зовут?

- Идрис Эргуван, - четко ответил голубоглазый мужчина. - Ничего не видел, ничего не слышал, спустился покурить и убрать площадку, тогда и обнаружил тело.

- Привези его ко мне на допрос, - отозвалась Кывылджим, глядя как седовласый мужчина, стоящий неподалеку испуганно переминается с ноги на ногу, в накинутом красном пледе, который ему предложил один из полицейских.

- Зачем тебе делать это самой? - удивился Джемаль, поднимая брови. - Давай я допрошу его.

- Нет, мне необходима информация из первых уст. Хочу видеть его лицо, когда он будет отвечать на вопросы. Вокруг слишком мокро от этого дурацкого дождя и, как я понимаю, твои ребята, - она кивнула в сторону криминалистов, - не смогли ничего найти?

- Увы, - развел руками Джемаль.

- Какой однако метеорологический преступник у нас, - заржал Мустафа. - Прошерстил весь прогноз погоды, прежде, чем выбрать день, когда его следы смоет дождик. Будто слезы плачут о жертве.

- Мустафа!!! - буквально взревела Кывылджим, бросая на него свой фирменный испепеляющий взгляд разъяренной фурии.

- Вы обещаете уволить меня уже 5 лет, госпожа Арслан, и я до сих пор Ваш любимый судмедэксперт, - масляно ответил ей молодой мужчина, весело переглядываясь с Джемалем. - Кроме меня тут нет таких специалистов, ну признайте уже это.

В этот момент сильный порыв ветра окатил троицу, склонившуюся над телом молодой девушки, залпом волн, поднявшихся на высоту отсыпанного фундамента, и Кывылджим с удивлением отметила, как четко держатся волосы у лица убитой, как будто приклеены к самой коже. Ни один волосок не дрогнул, будто бы навеки облаченный в плавную золотистую волну.

- Есть что-то еще, что мне нужно знать? - спросила Кывылджим, скользя взглядом по всему периметру в видимости своего обзора.

Ступени Башни, выступы, парапеты, деревянные двери, несколько вывесок и указателей, пара старинных чугунных пушек, своим дулом направленных на просторы моря. Она сканировала каждый миллиметр своим пытливым взглядом, стремясь обнаружить малейшую зацепку, которая могла бы ей помочь, несмотря на работу криминалистов.

- Пока ребята ничего не обнаружили. Просто тело, ничего в округ. К тому же, шел дождь.

- Странно, что фата не сильно намокла, - нахмурив брови, вдруг сказала Кывылджим. - Мустафа, отдай ее тоже на анализ криминалистам в лабораторию, хочу знать, чем ткань может быть обработана, так же как и волосы жертвы. Слишком уж они ровно лежат.

- Будет сделано, госпожа Прокурор, - весело хмыкнул Мустафа, закрывая свой чемоданчик и поднимаясь с колен, оказавшись гораздо выше женщины, ровно как и Джемаль, и Кывылджим в который раз подумала, что ненавидит ходить без каблуков, чувствуя себя маленькой девочкой рядом с такими высокими мужчинами.

- Кывылджим, - позвал ее Джемаль, слегка тронув за плечо и, как обычно, заставая ее врасплох, - нам нужно дать комментарии прессе. Убийство слишком странное для нашего города, они уже все пронюхали.

Женщина устало кивнула, прикрывая глаза и желая прямо сейчас оказаться где-нибудь в совершенно другом мире несмотря на любовь к своей работе. Где-то в Венеции, на гондоле, с томной песней гондольера на фоне, в объятиях...нет, обойдемся без объятий, решила железная женщина.

- Добро пожаловать в иной Стамбул, Кывылджим, - сама себе произнесла она, набирая номер Главного Прокурора.

__________________

15 сентября 2024
10 утра по Стамбульскому времени

Молодой человек с темными волосами ехидно улыбнулся, глядя на экран большого монитора перед собой. За одну только прошлую ночь сообщество пополнилось еще двадцатью новыми членами, каждая из которых была краше другой. Еще раз взглянув на строчку в названии, он приторно рассмеялся нелепым словам, синими буквами смотрящими на него. Вскользь подумав о том, что неплохо было бы поговорить с Явузом насчет изменений в интерфейсе главной страницы групп, он переключился на приложение SEO - аналитика, слегка сжимая руки в кулаки от досады.

Не все шло гладко, анализ оптимизации процессов указывал на достаточно весомые прорехи в работе, на устранение которых требовались дополнительные средства. А их не было. Прирост пользователей рос, однако прибыль от регулярных подписок не покрывала затраты, которые вышли в минус с тех пор, как он ввязался в новый проект. Плата за хостинг снова была повышена пришедшим новым владельцем хостинг провайдера, возросшая стоимость настроек и ведения рекламы давила на и без того урезанный бюджет.

Молодой мужчина пару раз проскроллил данные анализа верх вниз, желая убедиться в его достоверности и открыл один из рабочих чатов, кидая призывное сообщение Ирем и Зухре, не терпящим отказа тоном, который он сопроводил множественным восклицанием в конце текста. Пару раз сделав круговые движения головой, он размял уставшие от ночного наблюдения мышцы шеи и потянулся к любимой черной кружке, от которой шел стойкий аромат крепкого кофе. Не отрывая взгляда от монитора, его рука инстинктивно искала ту самую ручку, в форме изогнутого тела женщины, которую он так привык ощущать подушечками своих пальцев, всегда особенно задерживаясь на упругих выпуклостях груди.

Внезапно ладонь натолкнулась на что-то острое, заставив его обиженно фыркнуть от досады, когда мозг вместо положительного импульса получил острый сигнал от боли, заставляя его отвлечься от изучения утренних новостей. В остервенении отдернув руку, он вдруг обнаружил пару иголок в своих пальцах от увядающего кактуса, который держал на рабочем столе совсем близко от фотографии красивой молодой женщины. Изогнутая злобная ухмылка поползла по его пухлым губам, когда он почувствовал как мелкие тонкие иголки под легким прикосновением снова и снова вызывают раздражающее рецепторы ощущение.

Подцепив мягкие иголки, он с легкостью выдернул их из пальцев и, наконец ухватив кружку, снова обратил свое внимание на монитор. Теперь на экране светилась открытая вкладка сообщества, откуда на него смотрела улыбчивая молодая девушка, с ясными зелеными глазами, вызывая прилив внутреннего возбуждения. Ее длинные каштановые волосы были забраны в высокий хвост, оголяя четкий овал лица с подчеркнутыми скулами, будто над ней трудился лучший природный скульптор.

Пальцы мужчины задрожали от волнения. Он с наслаждением сделал глоток горячего кофе, смакуя его насыщенный вкус и теплоту, которая разливалась по телу вместе с дрожью от фотографии перед ним. Девушка смотрела прямо на него, будто призывая к решительным действиям. Светлая, наивная, чистая. Плотнее сжав ручку в виде женщины, молодой мужчина, уперев два пальца в керамическую грудь, откинулся на высокую спинку кожаного кресла, отклоняясь назад и совершая колебательные движения.

Пожалуй, он давно не испытывал ничего подобного.

Смесь пылкого восхищения и тайного удовлетворения от возможности наблюдать отразилась на его лице самодовольным выражением и горящими черными, как смоль, глазами.

Окинув узкий кабинет, который для него в последнее время стал и спальней, благодаря минималистичному синему дивану, заказанному на маркетплейсе, он отметил как в сквозь приоткрытые пластинки жалюзи проникает тугой нечеткий унылый дневной свет, сегодня не отбрасывая никаких теней на аквариум, стоящий возле окна, ровно под длинной дубовой полкой.
Тучи продолжали затягивать Стамбульское небо, делая день мрачным и, пожалуй, не работоспособным. Хаос из грязных футболок, оберток из-под шоколадок Ulker Findik Ruyasi и пары фирменных кепок Adidas царил на объемном кресле мешке, брошенным напротив аквариума. Педантом в бытовой жизни он никогда не был, а вот в работе предпочитал оттачивать все до мелочей.

Потянувшись в кресле, он зевнул, справляясь с последствиями бессонной ночи, слишком утомительной, но слишком искушенной, и тут же вытаращил большие глаза на всплывающее сообщение внизу экрана. Мгновенно возвращая себе привычное сутулое положение перед монитором, его пальцы лихорадочно застучали по клавиатуре, набирая в поисковой строке запрос на последнюю криминальную сводку города.

"Загадочное убийство на территории Девичьей башни", "На одной из самых знаменитых достопримечательностей Стамбула найден труп молодой девушки", "Найдена убитая девушка, за расследование взялась прокурор Кывылджим Арслан", - гласили заголовки, буквально разжигая его внутренности до состояния оголенных нервов при виде пляшущих букв, складывающихся в отдельные слова.

Дрожащими от нетерпения пальцами, он нажал на первую выбранную ссылку и браузер тут же открыл новую вкладку с жирным черным заголовком в самом начале статьи.

Загадочное убийство на территории Девичьей башни.

Стамбульская полиция во главе с прокурором Кывылджим Арслан сегодня утром обнаружила труп молодой девушки на территории одной из знаменитых достопримечательностей города - Девичьей башни.
Подробности дела пока остаются закрытыми для публичного освещения, известно лишь, что девушка была найдена обнаженной, на теле отсутствовали следы насилия. Единственным странным предметом была фата, найденная на погибшей.
Прокурор Арслан отказалась от комментариев относительно загадочного убийства, однако, как стало известно, полиция еще не установила личность убитой.

Фотографии под статьей ограничивались лишь видом каменного строения на фоне мрачного Стамбульского неба, вокруг которого стояли несколько лодок, принадлежавших морской полиции и красивой женщины средних лет в накинутом поверх платья желтом дождевике и забранных в хвост каштановых блестящих волос. Мужчина вскинул бровь вверх, отмечая глубокий и жесткий взгляд женщины-прокурора и невольно задержал внимание на ее красивых формах, явно проглядывающих под развевающимся полами защитного от дождя материала.

Он еще раз отхлебнул кофе из кружки, пытаясь немного успокоить свои первые эмоции, вычурно поморщившись от холодного уже напитка и снова вызвал несколько ссылок, говорящих, в сущности, о одном и том же. Неопознанная девушка. Прокурор Арслан. Странные обстоятельства смерти.

Глубоко вздохнув, мужчина осел в кресле, натянув уголок губы вверх, и сверкнул глазами - утро начиналось с новостей.

_______________________

15 сентября 2024 года
11:25 по Стамбульскому времени

На редкость удобное рабочее место собственного кабинета способствовало активации привычного для Кывылджим ритма обработки запросов, в то время как она, просматривая некоторые файлы на большом мониторе, боковым зрением едва ли уловимо для кого-либо оценивала мужчину, робко сидящего напротив.

Его кучерявые тронутые сединой волосы, которые на пристани вблизи воды были словно под влажной укладкой, теперь топорщились в разные стороны непослушным пушком, освободившись от прямого непрерывного воздействия на них соли и влажности. Его тонкие губы, казалось, сейчас треснут от сухости: наверное, если бы такое было возможно, этот человек сейчас и не дышал вовсе - настолько он был напряжен. Его замершее состояние, в котором он пребывал всю дорогу до Дворца Правосудия Турецкой Республики, сейчас было ей не совсем на руку, и она обратилась к своему секретарю с просьбой.

- Лейла, попроси кого-нибудь подать господину Эргувану горячего чая. Вы что-нибудь сегодня ели? - Кывылджим перевела внимательный взгляд с монитора на растрепанного чудного смотрителя Девичьей башни, облаченного в небрежную растянутую одежду, никак не соответствующую сотруднику охранной службы.

Его присутствие в строгом кабинете государственного обвинителя выглядело буквально нелепо даже несмотря на богатую историю повидавшего на своем веку совершенно разных людей помещения.

- Я? - изумленно произнес мужчина, будто не веря в то, что строгая госпожа обращается с этим вопросом к нему, а не к кому-либо еще. - Я не... ничего не ел. И не буду.

- Тогда горячий чай, Лейла. А мне крепкий черный кофе. И сразу начнем, - заключила Кывылджим, делая последние пометки в своем мониторе, после чего, подписав несколько бумаг, скопившихся на крае стола, обратила уже полное внимание на свидетеля, который непосредственно сообщил в полицию ранним утром о преступлении.

Мужчина, внимательно проводивший опасливым взглядом Лейлу, которая прошла мимо него к своему столу секретаря, чтобы вести протокол, часто заморгал чуть заметными на грубом загорелом лице ресницами, будто это движение могло повернуть время вспять и вернуть его к прекрасной беззаботной жизни и любимой работе, которая в свете сегодняшних событий рисковала стать бывшей.

- Итак, приступим. Ваше полное имя?

- Идрис Эргуван.

- Расскажите о своих обязанностях в качестве смотрителя, Идрис.

- Ну... я слежу за порядком на объекте.

Кывылджим коротко вздохнула, закусив губу с внутренней стороны и с некоторой долей нетерпения глядя на человека, который, очевидно, до сих пор так и не мог толком собраться с мыслями.

- Хорошо. В чем конкретно заключается ваша работа? - сухо произнесла она, слегка придвигаясь к спинке кресла, так приятно расслабляющего поясницу.

Мужчина замер на месте, во все свои синие ясные глаза глядя на женщину, которая с самого начала еще там у башни поразила его своей холодностью, четкостью и угрожающей серьезностью, после чего все это время до настоящего момента тайно ждал от нее для себя приговор.

- Господин Эргуван, вам непонятен мой вопрос? - склонила она голову на бок, скрещивая руки в замок прямо перед собой.

Портрет Мустафы Кемаля Ататюрка за спиной строгой госпожи, государственный турецкий флаг слева от нее, больших размеров деревянный гладкий стол в идеальном порядке и позолоченная табличка прямо перед его носом с именем «Прокурор Кывылджим Арслан», выгравированным черным шрифтом на металле, - все это нещадно давило на мужчину, заставляя его тело дрожать внутри мелкой дрожью.

Парнишка, вошедший в кабинет с двумя ранее заказанными прокурором чашками - чая и кофе, на мгновение оторвал господина Идриса от размышлений о вероятности собственной скорой кончины. Его грубые, тонкие, слегка сморщенные под воздействием ветра и солнца пальцы замкнулись на прозрачном горячем стекле с живительной жидкостью, которая при первом же глотке приятно обожгла язык и горло, стянутые сухостью вот уже несколько часов.

Кывылджим, аккуратно попробовав должной крепости кофе и разместив расписную алюминиевую чашку обратно на блюдце, слегка звякнув металлом о металл, дала допрашиваемому еще некоторое время прежде, чем вернуться к допросу, который и так вопреки ее ожиданиям грозил растянуться во времени.

- Расскажите о графике вашей работы, господин Эргуван. Как часто вы меняетесь с коллегами, и какие действия вы обычно совершаете за смену.

- Эмм... ну..., - заерзал на стуле смотритель, чуть приободрившись от звука знакомых слов и понимая, что ему есть, что ответить по части своей повседневности. - Смена моя начинается в двенадцать дня, сутки на дежурстве. График сутки через трое. Когда я заступаю на дежурство, делаю обход, - заключил он, замолкая на секунду, как если бы хотел убедиться в правильности собственного рассказа. - Эмм... в двенадцать дня как раз начинает работать ресторан, потом открывается сувенирная лавка, смотровая площадка. К часу уже подтягиваются туристы.

- Продолжайте, господин Эргуван. Только ближе к делу - что касается именно ваших задач, - кивнула ему Кывылджим, сохраняя нейтральное выражение лица, закрытое от проявления каких-либо эмоций.

Мужчина, почувствовав себя чуть более уверенно, продолжил свой рассказ под монотонный стук клавиатуры прокурорского секретаря, фиксирующей все детали в официальный документ.

Ничего примечательного: совершил четыре обхода за смену с разницей в шесть часов. Все остальное время провел в кабинете у камер, записи с которых сейчас уже изъяты оперативниками. Никакого шума, подозрительных звуков, посторонних людей или сбоев в программе. Как предсказуемо чисто...

Аккуратный стук в кабинет заставил всех троих, присутствующих на допросе, обратить взоры в сторону выхода, в то время как в дверном проеме возник симпатичный юноша в строгом черном костюме и голубой рубашке с прилизанными светлыми волосами, очевидно старающийся выглядеть несколько старше, чем был в действительности.

- Госпожа прокурор, вас к себе в кабинет вызывает Главный прокурор, - интонацией отличника отрапортовал он, добродушно встречаясь взглядом с Кывылджим и слегка кивая ей в знак почтения.

- У меня сейчас допрос, Хакан, - безучастно ответила она секретарю Главного прокурора, и, чувствуя его мгновенное замешательство, добавила. - Я смогу зайти после, когда освобожусь.

- Подскажете, примерно через сколько? - уточнил молодой человек, понимая, что неопределенный результат совершенно не удовлетворит начальство.

Кывылджим чуть прикрыла глаза, растворяя в этом движении горячность и раздражение при мыслях о мужчине, так очевидно играющего на субординации в отношениях с ней.

- Через час, - отстраненно произнесла она, и в глазах Хакана в секунду промелькнула благодарность ввиду того, что теперь не придется испытывать чувство собственной несостоятельности перед Главным Прокурором, которое так часто в силу неуверенности в себе проявлялось в нем, помещая время от времени в разные казусные ситуации.

- Спасибо, уважаемая госпожа прокурор, - излишне старательно кивнул он, расплывшись в приветливой улыбке, чем вызвал презренную иронию у Лейлы, наблюдавшей через плечо за его заискивающими движениями перед ее боссом.

Молодая секретарь под стать своей начальнице нисколько не стеснялась проявлять свою неприязнь в сторону коллеги, столь озабоченного впечатлением, которое он производит на других.
На секунду встретившись взглядом с Хаканом, прекрасно отдавая себе отчет в том, что вот уже более года он безуспешно старался заполучить ее внимание и расположение, и злорадно наслаждаясь собственным влиянием на ни в чем не повинного юношу, она нарочито осуждающе покачала головой, поправив строгий внушительного размера пучок рыжих волос, и отвернулась в сторону монитора, будто бы протокол допроса - это единственное, что волновало ее в эту самую минуту.

Хакан, замешкавшись в дверях от смешанных чувств, чем побудил Кывылджим вопросительно вскинуть брови, еще раз неуклюже кивнул и, понуро опустив плечи от неприятного ощущения, будто бы снова был неугоден, покинул кабинет, наконец давая возможность прокурору вернуться к допросу.

- Господин Эргуван. Почему вы вышли на улицу в 05:05 утра, в то время как обход был запланирован на 06:00?

Новый вопрос прокурора, казалось, выбил у господина Эргувана только что обретенную почву под ногами, потому что его лицо, на котором всего секунду назад значилось воодушевление, сейчас исказилось испугом.

- Господин Эргуван?

- Да. Просто... дело в том, что выйти и провести осмотр раньше не против правил! То есть... по правде говоря, я просто вышел выкурить сигарету, - проговорил мужчина, будто оправдываясь перед суровой госпожой за не благочестивое поведение. - Понимаете, вредная привычка. Будь она неладна. Вот так я ее и увидел. Девушку...

Пройдясь далее по стандартным вопросам для протокола, Кывылджим попросила свидетеля оставить контакты его сменщиков, намечая план для оперативников побеседовать с каждым сотрудником охранной службы туристического объекта, после чего, предупредив смотрителя башни о том, что ему запрещено покидать пределы города на время ведения следствия, попросила поставить подпись в документе, только что напечатанного быстрой Лейлой.

Господин Эргуван, с некоторым недоумением глядя на лежащий перед ним листок, с опаской посмотрел на прокурора, сейчас совершенно не осознавая, что на этом его присутствие в здании прокуратуры подошло к концу.

- Это... мне нужно это подписать?

- Да, это ваши показания. Прочитайте, подпишите и можете быть свободны.

- Свободен? То есть... я могу просто уйти?

Кывылджим усмехнулась, переглядываясь со своим секретарем, и изогнула правую бровь, с явной иронией наблюдая растерянность этого бедного мужчины, который расплачивался нервными клетками за то, что оказался в ненужное время в ненужном месте.

- А вы предпочли бы провести ночь в камере предварительного заключения? - вдруг серьезно спросила она, глядя внутрь мужчины глубоким взглядом. - Лейла, будь добра, уточни наличие свободных камер, господин Эргуван сегодня вовсе не стремится покидать нас.

Молодая девушка, ничуть не скрывая своего восхищения юмором и острым умом начальницы, сейчас в гримасе поджала губы, изо всех сил сдерживая улыбку при виде господина Идриса, который встрепенулся от слов Кывылджим, как ошпаренный, и теперь в панике переводил испуганные глаза с одной женщины на другую.
Стиль расследования дел и манера общения с коллегами госпожи прокурора были для Лейлы некоторым ориентиром, и она жадно ловила каждый жест начальницы, словно изучая через нее пособие по становлению женщины в безжалостной патриархальной среде.
Когда-нибудь она тоже станет такой: сильной, независимой, образцом для других.

- Нет, что вы, я не то хотел сказать, - залепетал мужчина, и Кывылджим позволила себе легкую снисходительную улыбку, смягчая свои строгие черты.

Впрочем, эту улыбку вряд ли сейчас мог заметить и отнести к своей персоне измученный мрачными событиями утра господин Идрис.

- Не стоит так переживать, это была рабочая шутка, - вернула себе серьезность прокурор, повторно указывая тонким аккуратным пальцем на место в документе, ждущее подписи свидетеля. - Распишитесь и будьте на связи, больше от вас ничего не требуется. По крайней мере пока.

Седовласый мужчина, чье лицо вдруг расслабилось от услышанного, с ярой готовностью поставил незамысловатые символы предложенной ему ручкой, после чего, не спуская глаз с Кывылджим, медленно поднялся с места, словно проверяя, не ослышался ли он.

- Прошу вас, господин Эргуван, - обратилась к нему Лейла, жестом указывая в сторону двери.

- Спасибо, уважаемый прокурор. Я могу идти? Я пойду... спасибо, милая госпожа. Хвала Аллаху, хвала Аллаху, - бормотал себе под нос мужчина, направившись к двери шаркающей походкой, после чего обе женщины вздохнули с некоторым облегчением, оставшись наедине друг с другом.

- Наконец-то, - тихо произнесла Кывылджим, которая не любила столь предсказуемые скучные эпизоды в своей работе, предпочитая сразу брать быка за рога, но вместе с тем уже давно смирившись с формальной стороной задач, сделав однажды выбор в пользу карьерного роста до прокурора вместо продвижения в вертикали оперативников.

Сейчас, с одной стороны строя в голове маршрут своих дальнейших процессуальных действий, а с другой - рисуя картину из имеющихся на данный момент очевидных фактов, она задумалась на минуту, играя стержнем ручки подушечками пальцев, после чего сделала несколько заметок на мелком листке бумаги, обозначая ими рой крутящихся в голове вопросов.

Время смерти.
Место смерти.
Личность.
Характер насилия.
Мотив.

Бросив листок, словно якорь, в карман пиджака, она посмотрела на часы и, намеренно отодвигая необходимый визит в кабинет Главного прокурора, поддавшись выученному импульсу действовать наперекор там, где ее старались прогнуть, наметила своему секретарю пул задач по делам, которые должны отправиться на рассмотрение в суд до конца недели.

Сейчас она должна разобраться с зависшими делами, чтобы успеть наведаться в участок за свежими данными по новому делу об убийстве. Визит к начальству подождет.

____________________

Тот же день
14:30 по Стамбульскому времени

Проведя плодотворные переговоры с заместителем министра юстиции Стамбула, посвященные вопросу внедрения искусственного интеллекта к задачам правоохранительной и надзорной работы, а также обсудив тему подготовки профессиональных кадров в ведомственном университете, которая должна будет стать ведущей на предстоящем коллегиальном собрании в столице на следующей неделе, Главный прокурор поднялся со своего кресла и, чувствуя потребность размять застывшие в одном положении мышцы, сделал несколько растягивающих позвоночник и шею движений, прохаживаясь по бордовому ковровому покрытию своего просторного светлого монументального кабинета.

Он инстинктивно подошел к окну, что составляло одну из его главных привычек в процессе рабочего дня, и начал цепляться вниманием за происходящее снаружи, тем самым насильно отвлекая себя от бесконечных процессов, которые сами по себе строили схемы и планы в его голове.

Мужчина ехидно усмехнулся, обнажая белые зубы и сдвигая черные брови, позволяя проявиться глубокой межбровной складке, в наблюдении за тем, как известный всему Дворцу Правосудия и ненавистный им лично скандальный адвокат вступил в рукопашную схватку с журналистом, который, очевидно, спровоцировал юриста каким-то провокационным вопросом или заявлением.
Мужчина, вознамерившийся ударить по лицу молодого человека с микрофоном в руках, потерпел фиаско, нелепо оступившись у самого подножия лестницы, после чего совершил размашистый взмах руками, одной из которых смачно задев собственного клиента, шедшего позади, что повлекло волнообразную реакцию возмущения среди схлестнувшихся сторон.
Подобные стычки у подножия государственного учреждения были далеко не редкостью несмотря на абсурдность, по мнению Главного прокурора, подобного поведения, и он с чувством удовлетворения досмотрел бестолковую сцену, размещая в злорадстве над чужим конфликтом собственную пассивную агрессию, которую не мог проявить вовне.

Прошло уже три часа с момента его распоряжения, но она до сих пор не соизволила появиться.

Эта женщина.

Та, которая словно по мановению волшебной палочки превращала его из разумного человека в глупого мужчину, ведомого чувствами и инстинктом.

В свои 45 лет, учитывая опыт за плечами и занимаемую им должность, было довольно стыдно осознавать себя человеком, поддающимся эмоциям, и он тайно презирал себя за это. Презирал сильно, как и за любую слабость, которая когда-либо встречалась на его тернистом пути в течение жизни.
Презирал, но не мог отказаться. Потому что ощущал всем своим нутром настоящесть того, что с ним происходит, по отношению к женщине, несмотря на множество внешних стоп-факторов.

Иронизируя над самим собой - мужчиной, который в перерыве между встреч с высокопоставленными людьми из чувства заботы исследовал данные месячного хронометража женщины-прокурора своего округа, в конце концов он неизбежно разозлился и на себя и на нее, посчитав непозволительными их проявления с обеих сторон, учитывая рабочий контекст, стоящий во главе любых поступков по отношению друг к другу.

Именно поэтому, уже погрузившись в задачи, которые его мозг старательно откладывал на потом, и которые требовали максимальной сосредоточенности, он вовсе выкинул из головы все, что хотел выяснить со своенравной женщиной, однако очередная трель его рабочего телефона заставила вновь отвлечься от раздумий над будущими проектами прокуратуры.

- Она будет через пару минут, господин Главный прокурор, - доложил ему в трубку Хакан, которому уже порядком досталось сегодня за то, что он не смог своевременно обеспечить присутствие прокурора Арслан в его кабинете, когда это было необходимо.

Мужчина сомкнул челюсти, проявляя этим жестом свое раздражение, после чего продолжил работу с документами в компьютере до тех пор, пока не раздался стук в дверь.

- Заходи, - обратил он короткий взгляд на открывшийся проем, в котором бегло различил силуэт Кывылджим, теперь медленно приближающийся по ковролину к его огромному дубовому имперскому столу коричневого цвета.

В то время, как женщина остановилась точно посередине кабинета, слегка склонив голову набок и попеременно то сжимая ладони в кулаки, то расслабляя их, мужчина направил на нее внимательный взгляд, проходящийся сверху донизу, после чего вновь отвернулся в сторону монитора.

- Присаживайтесь, госпожа Арслан, - с нотками стали с голосе произнес он, отстукивая пальцами по клавиатуре, чем нещадно разозлил женщину, которая искренне недоумевала, зачем этот человек настоял на ее приходе.

Именно сейчас. Именно здесь. Именно тогда, когда ей нужно заняться своей работой, а не выяснением отношений.

Кывылджим, переминувшись с ноги на ногу, осталась стоять неподвижно, устремив пристальный высокомерный взгляд на своего начальника, которого всего лишь несколько часов назад сама прижимала к стене в собственном кабинете. Должно быть, именно это знание сейчас распаляло ее эмоцию противостояния, в то время как мозг отказывался выполнять логичные действия, повинуясь инстинкту отрицания.

- Какие-то проблемы? - задал вопрос Главный прокурор, хмурясь в монитор, отчего Кывылджим вспыхнула, опаляя искрами из глубины темных глаз пространство вокруг.

- Действительно. Какие-то проблемы?

Ее голос вопреки желанию оставаться нейтральной, прозвучал слишком язвительно, заставляя статного широкоплечего мужчину с темными волосами отвлечься от печатания текста. Он смерил ее тяжелым взглядом исподлобья, располагая широкие смуглые руки на столе перед собой, и повторно указал ей ладонью на кресло напротив себя.

- Я попросил присесть.

- Благодарю, Уважаемый Господин Главный Прокурор, - нарочито подчеркивая каждое слово в формальном обращении, ответила Кывылджим, не сдвигаясь с места ни на дюйм. - Но у меня совсем мало времени...

- Я сказал - СЯДЬ.

Раскатистый плотный голос мужчины, которым он произнес последнюю фразу, всколыхнул внутри женщины целую смесь едких чувств, ведущим из которых было возмущение, и она, скривив губы в присущей ей надменной манере, слегка приоткрыв рот, отвела взгляд в сторону, выражая языком тела свое отношение к происходящему, однако что-то в его тоне вопреки желанию заставило ее подчиниться.
Чувствуя, как по телу вновь начинает разливаться раздражение со смесью чего-то неуловимого, в чем она не могла дать себе отчет, Кывылджим сделала пару шагов вперед и стремительно приземлилась в предложенное Главным прокурором кресло, закидывая ногу на ногу, и направила на него прямой взгляд.

- Теперь вы довольны?

- Что за новое дело, которое вы взяли утром? - игнорируя ее сарказм, спросил мужчина, на долю секунды задержав взгляд на V-образном вырезе строгого платья, которое теперь слишком отвлекало его, погружая в визуализацию утреннего эпизода.

- Обычное дело. Убийство молодой и красивой. Как это часто и бывает в этой стране.

- Мне нужны детали.

- Зачем вам детали, господин Главный прокурор? Решили и здесь меня проконтролировать?

- Вы забываетесь, госпожа Арслан. Еще немного, и я решу, что вы разучились отделять личное от рабочего.

Холодность и сдержанность мужчины, которые явно говорили ей о том, что он злится, заставили Кывылджим испытать легкое удовлетворение несмотря на то, что суть его слов сейчас ударила по ее самолюбию. Никто не имел права уличать ее в некомпетентности. В секунду вернувшись в привычный профессиональный образ стальной женщины-прокурора, она коротко кивнула и начала свой доклад, беспристрастно глядя в пространство и периодически встречаясь с пронзительным взглядом мужчины.

- Ничего особенного помимо места, в котором обнаружили труп, - заключила она. - Как только установим личность и причину смерти, найдутся и мотивы.

- Хорошо. Будешь держать меня в курсе.

- С какой целью?

- Я теперь должен отчитываться перед тобой за свои решения? - с долей искреннего удивления поинтересовался мужчина, так свойственным ему жестом поправляя манжеты рубашки со стильными запонками.

- Ну что вы, уважаемый Главный Прокурор! Вы и отчитываться - разве такое может быть? - вспылила Кывылджим, разводя перед собой руками, после чего скрестила их на груди, гневно глядя перед собой.

- Перестань паясничать.

- Иначе что? Заставишь отчитываться по каждому из пятнадцати дел, что я веду параллельно этому?

Ее тело, чуть наклонившееся ближе к столу, неосознанно задорило мужчину напротив, в то время как ладонь, которая легла на лакированную поверхность дерева, грозила сменить вектор эмоций общения мужчины и женщины с формального на слишком личный. Главный прокурор, приказав себе не вестись на провокации и решить то, что было необходимо, сейчас продолжал изучать ее взглядом, излучая серьезность.

- Отдельная тема для обсуждения - твоя нагрузка. Хорошо, что ты ее затронула.

- Все прекрасно с моей нагрузкой!

- Нет, это не так. Твои рабочие часы слишком превышают норму.

Кывылджим поднялась со своего места, словно стараясь защититься, заранее чувствуя, в каком нежелательном для нее русле продолжится разговор, и поспешила подойти к окну, усмиряя поднимающуюся внутри бурю.

- Если так пойдет и дальше, я буду вынужден лично пресекать входящий на тебя поток дел.

Она резко развернулась в сторону мужчины, позволяющего себе так буднично рассуждать о ее процессах, которые она привыкла организовывать сама, и ее стрелы, вылетевшие из глаз в разные стороны, совершенно точно не оставили бы в живых Главного прокурора, будь они настоящими, а не виртуальными.

- ВЫ УЖЕ пресекли, забрав у меня дело Адлета Кайя, - с акцентом на первые два слова отчеканила она, вновь переходя в формальное обращение к мужчине. - Но это еще не решенный вопрос.

- Почему же? Этот вопрос решен окончательно. Мною, - произнес он спокойно, отчего ее лицо вновь исказила саркастическая усмешка. - Дело Адлета Кайя передано прокурору Шифаджегилю, можешь забыть о нем.

Последние слова мужчины, казалось, произвели на женщину неизгладимое впечатление, и на некоторое время она будто лишилась дара речи, позволяя тени непонимания, шока и неверия заполнить глубину ее и без того бездонных темных глаз.

- Чем..., - начала было она, слегка запнувшись от потрясения, ощущая в эту минуту неумолимо учащающийся пульс. - Чем я обязана такому неуважению, господин Главный прокурор?! Что это, если не ЛИЧНОЕ, которое ВЫ с таким усердием, как правило, силитесь ОТЛИЧАТЬ от профессионального?

- Я лишь стараюсь тебя уберечь.

- Ты издеваешься? - воскликнула Кывылджим, словно не веря собственным ушам, в то время как ее руки взмыли вверх в вопросительном жесте. - Ты будто не знаешь меня, мой подход к работе, я не могу в это поверить! - она принялась ходить из стороны в сторону, не в силах больше сдерживать возмущение. - Будь добр, избавь меня от своей опеки, она мне не нужна! Вокруг полно людей, которые были бы счастливы получить хоть малую дозу твоего внимания...

Ее отчаянное страстное проявление, которое обычно так будоражило ему кровь, сейчас ложилось внутрь тяжким грузом от осознания того, что теперь он вынужден скрывать реальную причину, по которой забрал это злосчастное дело Адлета Кайя.
Вопреки здравому смыслу и собственной обязанности, как старшего над ней, он принял решение не говорить этой женщине об ошибке, которую она допустила в тактике представления доказательств обвинения, зная наперед, как сильно она будет винить себя за совершенную оплошность.
Однако тот факт, что ненормированная нагрузка, несомненно, сказывается на качестве проведения расследований, был для него неоспорим ввиду имеющегося богатого опыта.

«Ты не узнаешь об этом, моя дорогая», - промелькнуло в сознании, пока он с пониманием, но твердостью намерения наблюдал эмоцию глубокого разочарования в ее облике.

Мужчина поднялся из своего внушительных размеров кресла. Подошел к ней практически вплотную. Заключил ее плечи в свои ладони, игнорируя вероятность быть замеченным за странным проявлением по отношению к коллеге в разгар рабочего дня.

Он бы хотел разрешить ее противоречия, но вместо этого лишь создавал новые. Не мог иначе.

- Ты нужна мне, госпожа прокурор, - тихо и твердо произнес он, размывая границы собственного долга и чувств. - Ты нужна мне здесь, полная сил.

Ощутив на секунду трепет, пробившийся сквозь ураган разрушающих чувств, Кывылджим моргнула в смущении, однако неумолимая часть ее личности, с готовностью кидающаяся в борьбу за справедливость, заставила ее тело отпрянуть в сторону, надевая маску суровой непреклонности.

- Я это не приму, так и знай! - бросила она в пространство, продолжая анализировать в голове, каким образом она оказалась в своем положении. - Еще и этому жалкому Шифаджегилю, в то время как ТЫ, - она направила на Главного прокурора указательный палец, грозивший испепелить его даже с приличного расстояния. - Ты прекрасно знаешь, что я его терпеть не могу!

- У тебя нет выбора, и обсуждать с тобой свои решения я не намерен! - рявкнул мужчина, повышая тон от неспособности в данный момент справиться с женщиной иным способом.

- Как скажете, господин Главный прокурор, - злорадно усмехнулась Кывылджим, демонстрируя ровный ряд зубов и чувствуя, как ее потребность отмщения за утреннее происшествие в ее кабинете вот-вот будет удовлетворена. - Но если ВЫ продолжите таким же образом контролировать мои дела... я напишу запрос в ассоциацию с жалобой на моббинг на рабочем месте!

Ее слова, под воздействием эмоций слетевшие с уст раньше, чем она успела их осмыслить, оставили после себя несколько секунд тишины, пока оба человека друг напротив друга вдумывались в суть.

- Что за чушь ты несешь? - хмуро проговорил мужчина, смыкая указательный и большой пальцы в районе переносицы.

- Да, именно! - продолжила она, уцепившись за идею, и начала наворачивать круги по кабинету, накидывая стратегию расправы над ним. - Пусть с вашей маниакальной позицией разбирается служба безопасности. Пусть!

Лицо Главного прокурора вдруг застыло от неожиданности, после чего он разразился громким низким властным хохотом, заставляя Кывылджим яростно поджать пухлые губы в тонкую линию.

- Может быть, ты еще добавишь туда харассмент? Для пущего эффекта, - с чувством неимоверного веселья предложил он сквозь смех, игнорируя свирепое состояние женщины перед собой. - Бедная и несчастная госпожа прокурор, которую всячески притесняют на рабочем месте - звучит, как статья.

- Идиот, - буркнула себе под нос Кывылджим, и, гордо развернувшись на черных шпильках, с силой ввинтившихся в ковровое покрытие и чуть было не проделавших в нем дырки до пола, направилась к выходу из помещения, которое сегодня провоцировало ее вести себя неподобающим образом.

- Я тебя не отпускал.

- А ты мне не указ! - возразила она, открывая дверь и, сильно сбавив тон, когда уже оказалась наполовину в коридоре, оглянулась на Главного прокурора через плечо, перехватывая его выжигающий взгляд. - Говорю тебе еще раз: я этого так не оставлю.

И захлопнула дверь.

- Сумасшедшая стерва, - покачал головой мужчина, улыбаясь, однако через несколько мгновений сбросил внезапное веселье с той же скоростью, с которой оно в нем воспламенилось под воздействием невозможной женщины.

Он вновь подошел к окну, направляя внимание на входную группу в Дворец Правосудия Турецкой Республики. Как и двадцать минут назад, группа журналистов толпилась с одной из сторон в попытке нарыть к завтрашней сводке нечто интересное, в то время как адвокаты, прокуроры и судьи, являющиеся объектами охоты прессы, с неохотой отмахивались от дачи интервью, ограничиваясь лишь формальными репликами.

«Очень похоже на наше с вами общение, госпожа прокурор», - с досадой отметил мужчина про себя, возвращаясь в собственное кресло и давая себе еще минуту, чтобы полностью остудиться и прийти в норму.

Он был зол и расстроен. Он не мог получить от нее того, что хотел. Никогда не мог.

Вероятно, именно поэтому она стала единственной в его жизни, способной прописаться в мыслях даже при наличии куда более важных и срочных проектов, чем «Кывылджим Арслан».

______________________

15 сентября 2024
16 часов дня по Стамбульскому времени

Надевая синие бахилы и такого же цвета шапочку, Кывылджим в который раз передернула носом, чувствуя как ее прямого кроя платье буквально в минуту вбирает в себя пронзительный запах формальдегида, входящего в состав формалина, смешиваясь с почти перебивающим резким запахом хлоросодержащего соединения. Белые кафельные стены, выложенные мелким кирпичиком, сияли своей стерильностью так, что ухватили отражение женщины слегка искажая формы ее тела. Горло и нос нехило свербило от раздражения даже в предсекционной, вызывая желание чихнуть или прокашляться, а может быть, и все сразу.

Бросая сумочку с телефоном на металлический столик возле высокой стойки регистрации, Кывылджим сделала отметку в журнале посещений морга, еле выдавливая улыбку молодому человеку, с равнодушным взглядом сидевшему перед ней и монотонно печатающего очередное заключение, выданное начальником. Будь ее воля, она бы с легкостью пропускала этот этап расследования, предпочитая выходить из этого здания, не пропахнув кадаверином и путресцином.

Потянувшись к белому хирургическому халату, который висел на металлических крючках возле входа в основной зал секционной, Кывылджим невольно заглянула через округлое стекло в верхней части двери внутрь помещения, желая удостовериться, что ей не придется наблюдать весь процесс посмертного изучения человека.
Мустафа, одетый в точности, как и она сама сейчас, за исключением того, что под халатом у него виднелся голубой хирургический костюм, а на ногах были замшевые белые лоферы, повернувшись спиной в двери, был чем-то увлечен, бойко орудуя руками и перенося какие-что пробирки от секционного стола в сторону металлического передвижного столика на колесах.

Кывылджим снова вздохнула, заводя глаза в потолок от обреченности некоторых аспектов своей профессии, и издала свое коронное "офф", будто желая этим междометием воздвигнуть барьер между жизнью и смертью, на которую ей сейчас предстояло взглянуть под ярким светом хирургической лампы.
В конце-концов, заставляя себя сконцентрироваться на предстоящей задаче и отметая все переговоры со своим внутренним "я", Кывылджим, предварительно натянув белый респиратор, с остервенением толкнула серую металлическую дверь, в ту же минуту жмурясь от иссиня-яркого цвета, царящего внутри.

- Мустафа, - позвала она судмедэксперта, мурлыкающего себе под нос одну из современных турецких композиций, пока он справлялся с иголкой и ниткой, совершая тугие стежки по бледному телу.

Работая с тихим упорством и даже не дернувшись от столько неожиданного присутствия женщины в его привычной обстановке, молодой мужчина, обернулся, откладывая иглу в сторону и, кажется, улыбнулся посетительнице, если Кывылджим смогла правильно разглядеть его реакцию под синей медицинской маской.

- Госпожа Прокурор, - практически пропел он на одном дыхании, отчего морщинки возле его карих глаз собрались в забавные паутинки, выдавая в нем добродушного смешливого человека, не искаженного своей профессиональной деятельностью. - Решили заглянуть ко мне в самом конце? Самое интересное уже позади, - удовлетворенно хмыкнул он, указывая на медицинский стол позади себя, с электронными весами на нем и металлическим подносом, на котором лежал извлеченный человеческий мозг.

Кывылджим неловко скосила свои темные глаза в сторону стола, куда указывал патологоанатом, и в очередной раз завела их в потолок, тут же мысленно чертыхнувшись от фосфоресцирующего света, ударившего прямо в ее сетчатку. Респиратор под ее глубоким выдохом сразу же надулся в небольшой пузырь, пока сама женщина обводила секционную комнату, пытаясь зацепиться взглядом за что-то, чтобы придало бы ей большей уверенности для положения своей должности.

Прямо перед ней на длинном секционном металлическом столе лежало распростертое тело девушки, уже с у-образным надрезом, проходящим по обеим сторонам грудины до низа к промежности, практически завершенным работой Мустафой. Излишне бледная кожа, почти синюшного оттенка резко контрастировала с белой простынкой, которой были покрыты ноги девушки.
Вдалеке самого помещения виднелось окно в рентген комнату, где стоял современный аппарат с минимальной дозой облучения. Остальное пространство занимали металлические стеллажи с различными инструментами - от миниатюрных пил до всевозможных пинцетов, коробки с пробирками и металлическими контейнерами.
Возле выхода, прямо над рабочим белым столом был водружен большой световой экран, на котором виднелись рентген снимки черепа, лучевой кости и фаланги пальцев. Рядом на пластиковой доске были закреплены фотографии тела, сделанные перед тем, как Мустафа начал вскрытие, а те же во время него.

Почти зловещая тишина, стоящая в секционной, нарушались лишь гудением массивной вытяжки металлические короба которой обвивали потолок по периметру. Окна представляли собой несколько узких прямоугольников вверху одной из стен, практически не допуская света в помещение. И сейчас в них угрюмо отражалось серое тяжелое небо с почти фиолетовыми облаками, затянувшими город с самой ночи.

- Если что, - начал Мустафа, озорно играя глазами, - раковина - вон там, - пальцем он указал на дальний правый угол помещения, позади вспомогательного хирургического стола, направляя взор на металлическую чашу, прикрепленную к стене. - Если вдруг понадобится, госпожа прокурор.

- Не-е-ет, нет, - менее уверенно произнесла Кывылджим, пытаясь расфокусировать свой взгляд и переводя глаза на самого судмедэксперта. - Она мне не понадобится.

- Это Вы сейчас так думаете, госпожа Арслан, - рассмеялся мужчина, смех которого был чем-то средним между зловещим хохотом Джокера и истеричного карканья чайки.

- Какие новости, Мустафа? - стараясь дышать глубоко и ровно, почти твердо сказала Кывылджим, делая несколько шагов к секционному столу, и бросая более пристальный взгляд на тело перед ней. - Удалось обнаружить что-то новое?

- Я взял образцы ДНК, отправил содержимое желудочной жидкости на экспертизу. Судя по состоянию зубов - девушке не больше 20 лет. Желудок абсолютно пуст, она не ела как минимум сутки до смерти. Осмотр влагалища, - отчеканил Мустафа, - без повреждений. Судя по стенкам, семенной жидкости там не наблюдается, вариант с изнасилованием - отметаем. Я взял фрагменты клеток на анализ и соскобы с влагалища и толстого кишечника. Матка и яичники в норме, девушка не рожала и, кстати, абсолютно невинна. Смерь наступила в результате остановки сердца около 20 часов назад, - он надавил на локтевой сгиб, демонстрируя женщине как под его пальцами остаются следы фиолетового оттенка, которые постепенно уходили. - А вот что вызвало такую остановку - вероятнее всего, покажет токсикологическая экспертиза, госпожа Кывылджим. Кстати, у меня для Вас подарок, - многозначительно добавил он, разворачиваясь в сторону одного из подносов и что-то ухватив с него.

Кывылджим натуженно нахмурилась, слегка изогнув губы в подобие не то оскала, не то улыбки. Странно было слышать о подарке от патологоанатома судебной медицины, находясь возле трупа только что разрезанной девушки.

- Э, да вы побледнели, госпожа прокурор, - хохотнул мужчина с добрыми глазами, слегка похлопывая ее по плечу. - Это всего лишь то самое колечко, - похвастался он, тряся перед Кывылджим прозрачным пакетиком с золотым кольцом, находящимся в нем. - Можете отправлять это на анализ металла, вдруг даст что-нибудь необычное.

Женщина нервно рассмеялась, отчего респиратор на ее лице стал колебаться в разные стороны, захватывая пакетик пальцами. Бросая внимательный взгляд на сияющий при хирургическом свете золотой металл, она прищурила глаза, пытаясь разглядеть возможную гравировку на круговой поверхности и не находя ни единой зацепки.

- Ничего нет, Мустафа, - обращаясь к нему, сказала она, указывая на кольцо. - Никакой гравировки, но кольцо подобрано четко по размеру.

- Все верно, госпожа прокурор. Кисть руки цела, фаланги тоже, - он кивнул в сторону экрана, где висели снимки ладони,- кожа на пальцах не содрана, очевидно, девушка надевала кольцо добровольно. Кольцо новое, никаких затертостей, полосок, ничего. Под ногтями - никакой следы борьбы - я взял пробы, но это лишь подтвердит мои выводы. Никаких посторонних частиц кожи, крови или хотя бы шерсти.

- А гистологическую экспертизу?

- Проведу сегодня вечером, - ухмыльнулся он, обращая внимание на рабочий стол, где лежал его контейнер с приготовленным еще утром бутербродами. - Придется задержаться на работе, как знал, утром сварганил себе парочку тостов.

Кывылджим снова умильно хмыкнула, поражаясь способности этого добродушного человека с вечно топорщащимися волосами и теплыми карими глазами, больше похожего на тот самый портрет с высунутым языком, висящего в каждом уважающем себя учебном заведении, сохранять благодушный вид, находясь рядом со смертью ежедневно.

- Хотите еще кое - что, госпожа прокурор? - обратился Мустафа к ней, протягивая ей перчатки. - Наденьте, покажу Вам, думаю, будет интересно.

Женщина схватила белые почти прозрачные перчатки и тут же, не без труда, натянула пахнущие латексом перчатки на свои руки без единого украшения на них.

- Идемте ближе, - указывая ей на положение, в котором ей предстояло стоять возле стола, сказал он. - Смотрите.

Кывылджим без колебаний шагнула вперед, уже пару минут как свыкнувшись со своей участью и теперь испытывая даже некоторое подобие азарта в поиске ключа к разгадке как личности девушки, так и ее возможного убийцы.

- Вот, - Мустафа захватил голову девушки обеими руками, - внимательно смотрите в глаза.

Кывылджим свела брови к переносице, не совсем понимая, что она должна была увидеть в стеклянных, уже затуманенных глазах жертвы, роговица которых уже помутнела, а радужная оболочка изменила свой окрас вследствие позднего обнаружения с момента смерти, старательно вглядываясь в выражение ужаса, буквально застывшего в них.

- Я не совсем понимаю, Мустафа, - инстинктивно переходя на шепот, начала она, переводя взгляд между карими и голубыми глазами, одни из которых были явно живыми.

Молодой мужчина изменил наклон освещения большой лампы, чтобы женщина смогла под другим углом рассмотреть то, что привлекло его внимание, но Кывылджим все так же недоуменно переводила скользила взглядом по лицу девушки, не понимая, где искать подсказку.

- Ха-ха-ха, госпожа прокурор, - слишком громко и дико для такого помещения рассмеялся Мустафа, снимая пальцами маску во своего лица и открывая желтые от курения зубы, - Вы бы себя видели со стороны, - продолжая усмехаться над слишком сосредоточенной женщиной, склонившейся над лицом погибшей. - Там ничего нет, госпожа Арслан.

- Мустафа! - взревела Кывылджим, багровея от натуги и тут же отскакивая назад от жертвы, которую судмедэксперт так глупо использовал в своих нелепых шуточках, известных всему Судмедбюро. - Когда-нибудь, клянусь Аллахом, я уволю тебя с этой работы, несмотря на все твои таланты! - выставив вперед указательный палец, облаченный в белый латекс, обратила она к нему свой гнев.

- Не выйдет, госпожа Кывылджим, Вы цените меня больше, чем кого-либо другого, - задорно кинул ей мужчина, продолжая забавно хихикать над таким растерянным видом женщины. - На самом деле, - добавил он, - есть кое что, что мы не заметили на месте.

Он легким движением повернул голову девушки вбок, откидывая белокурые локоны, которые тут же рассредоточились по металлической поверхности стола и плечу с другой стороны, и слегка раздвинув вглубь волосы возле ушной косточки, указал пальцем на небольшой рисунок, скрытый волосяными фолликулами.

- Змея? - изумилась Кывылджим, глядя на миниатюрное изображение, буквально впечатанное в кожу, уже имея совершенно темный вид

- Я бы сказал - Змий, - зловеще ухмыльнулся Мустафа. - Видите, изображен как кобра, но в нем явно чувствуется не женское начало.

- Хочешь сказать..., - задумалась Кывылджим, лихорадочно бегая глазами, в то время как ее мозг совершал дедуктивные выводы. - Легенда. О Башне есть легенда, ты же ее помнишь? - она вскинула пылкий увлеченный взор на собеседника, находясь под влиянием некоего подобия экстаза.

- Помню, госпожа Кывылджим. Змея, которая укусила молодую девушку.

- Значит мы ищем Змею? - вперила шатенка пристальный взгляд на Мустафу, еще ниже склоняясь над жертвой и предчувствуя занимательные недели, а то и месяцы впереди.

- Или Змея, - кивнул ей судмедэкспет.

______________________

15 сентября 2024 года
21:27 по Стамбульскому времени

Легкий монотонный дождь в точности также, как и утром, заливал капот Ситроена цвета неспелой вишни, только что припаркованного во дворе спального района Стамбула, нарушая тишину салона методичными звуками ложащихся на поверхность капель. Порывистый ветер, так раздражающий ее еще утром, теперь сошел на нет, уступив место безмятежной стихии.

Спокойствие. Упорядоченность. Безучастность. Она любила дождь за это. Сейчас, приводя в порядок мысли после очередного непростого дня, она могла быть собой вне любого противостояния.

Каждый раз утром перед выездом из дома, ровно как и каждый вечер, возвращаясь сюда, Кывылджим проводила несколько минут просто сидя за рулем своего автомобиля. Он служил не столько средством передвижения, сколько был для нее еще одним домом, который жил исключительно по ее правилам.

Вот бутылка воды, которая доставалась перед каждой поездкой из багажника, предварительно наполненного запасами упаковок емкостей в 0,5 литров, и сейчас неизменно занимала место в подстаканнике.

Под ногами - противоскользящий пол для автомобиля, состоящий из красных ковриков для педали и пятки.

На панели - лаконичный черный магнитный держатель для телефона и ароматизатор с ароматом кожи и древесины, которые являлись максимально не отвлекающими от раздумий запахами, так подходящими строгости внутреннего убранства салона.

Если бы у нее была такая возможность, она бы проводила больше времени в этом пространстве и одиночестве, нежели несколько минут утром и вечером.

Кывылджим прикрыла глаза, облокачиваясь на спинку кресла. Сегодня был непростой день. Не все вернулось к ней под контроль, как она рассчитывала, и это раздражало, провоцируя едва уловимые нотки беспокойства, периодически отдающие легкими спазмами чуть ниже груди, напоминая тем самым ей о том, что существует обратная сторона у ее стальных проявлений.

Эта обратная сторона порой погружала ее в глубину робкого, но колкого сожаления о той хрупкой, чувственной, ранимой части души с большим сердцем, которую она проявляла лишь с несколькими родными людьми, и то совсем нечасто. Однако большего позволить себе она никак не могла.

Или это только так казалось?

Вдохнув остывший влажный воздух, до сих пор полный запаха цветов и растений, пока еще сохраняющих летнюю зелень, она загородила ладонью лицо от холодных мелких капель, как только вышла из машины, и ускоренным шагом направилась к подъездной двери. Теплый насыщенный свет фонарей, освещающих входную группу, будто приглашал скорее внутрь, и Кывылджим, приложив магнитный ключ к домофону, через секунду очутилась в безмолвии подъезда, оставляя снаружи все заботы рабочего дня.

К: Я дома! - обозначила она свое появление, захлопывая тяжелую входную дверь на четвертом этаже своей горячо любимой квартиры, являющейся отражением мягкой части ее натуры, о которой практически никто из стамбульского правоохранительного мира и не подозревал вовсе, и привычным выученным жестом закинула сумку с ключами на тумбу.

Услышав изнутри переговаривающиеся голоса, явно никак не реагирующие на ее приход, она твердым шагом зашла в просторный, светлый, свободный от официальности зал, который вне зависимости от жизненных неурядиц действовал на нее благотворно.

Здесь захватывало ощущение простора и легкости.

Мягкие кремовые диваны, обитые натуральной тканью, светлые стены и большие окна, в дневное время пропускающие солнечный свет и открывающие дивный вид на Босфор, а сейчас - на переливающиеся разноцветные огни города, добавляли особый шарм гостиной. Черно-белые минималистичные стеллажи, занимающие одну из стен, были аккуратно, что так соответствовало ее натуре, наполнены всевозможными книгами, фотографиями и причудливыми фигурками-сувенирами, привезенными из путешествий: каждое украшение рассказывало свою историю, добавляя характер пространству.

Ее мать и дочь сидели на диване почти вплотную друг к другу, с явно поглотившим их энтузиазмом нависнув головами над планшетом. Кывылджим усмехнулась этому зрелищу: судя по всему, госпожа Сонмез не упустила возможности привлечь Доа к прохождению очередного уровня игры, и, судя по тотальному вниманию обеих, направленному сейчас в экран, ей это удалось.

- Так увлечены, что не замечаете ничего вокруг? - вопросительно вскинула бровь Кывылджим, проходя мимо и бросая косой взгляд сверху вниз на планшет.

- Мы увлечены игрой, мамочка, добро пожаловать, - с улыбкой ответила девушка, поднимая на Кывылджим глаза и чуть касаясь ее ладони на своем плече в мягком приветственном жесте.

- Наконец-то ты пришла, моя дочь, - не поднимая головы от игры, произнесла госпожа Сонмез.

Даже сейчас, когда пожилая женщина была занята своим любимым развлечением, ее тон отражал властные нотки личности, требующей если не повышенного к себе внимания, то как минимум - отчетности.

-  Севиляй уже ушла? - спросила Кывылджим, подходя к зоне столовой, после чего налила себе стакан воды из кувшина, неизменно стоящего на маленькой тумбе из светлого дерева, покрытой лаком, подле большого обеденного стола.

- Конечно, ушла. Накормила нас вкусным ужином, и мы ее отпустили, - вновь с некоторой долей укоризны произнесла женщина, грузно восседающая на своем законном месте. - Тебе тоже не мешало бы поесть, - заключила она, заранее зная ответ своей излишне нагружающей себя работой дочери.

- Я не хочу, перекусила в офисе, - машинально бросила Кывылджим, на секунду возвращаясь воспоминанием к не совсем здоровому сэндвичу, перехваченному в участке благодаря внимательной заботе Джемаля.

- Угу, в перерыве между моргами и допросами - чем не ужин, - проворчала глава семейства, вызывая реакцией улыбку у своей внучки, которая ласково и с некоторой долей снисхождения весело ткнула женщину в бок.

- Бабушка, ну чего ты опять начинаешь? Нужно сосредоточиться, мы на финишной прямой!

- Доа, милая моя, я ничего не начинаю. Я просто констатирую факты.

Девушка хохотнула, встретившись многозначительным взглядом с Кывылджим и заправляя выбившиеся волнистые пряди из высокого тугого хвоста прически, открывающей длинную шею. 

Ее аристократичные черты лица, складывающиеся в профиль совершенной юной красавицы, которой в пору вышагивать по подиуму, сейчас еще сильнее преобразились от доброй светлой улыбки, ласкающей любовным светом своих родных людей, в то время как движения - даже в спортивном костюме и с подогнутыми под себя ногами в такой свойской неженственной позе - были не лишены присущей ей грациозности.

 - Ладно, давай, помоги мне пройти этот уровень!

Кывылджим задумчиво любовалась своими дорогими женщинами, облокотившись спиной на огромный подоконник и отпивая маленькими глотками воду из стакана. Гармония их уклада была тем, куда ей хотелось возвращаться каждый день, несмотря на частые разногласия и споры. Они, женщины Арслан, были ее крепостью, а она сама - фундаментом, взращивающим чувство защищенности, гордости и принадлежности к особенной семье с правильными идеалами.

- ЕСТЬ!!! - хором воскликнули бабушка и внучка, слегка подпрыгивая на своих местах от захватившего их победного ликования, после чего отбили друг другу пятюню, заставляя уголки губ Кывылджим неумолимо ползти вверх.

Доа, поднявшись с дивана, картинным жестом совершила легкий поклон, после чего потянулась к уже собранной спортивной сумке, которая ждала ее в углу. Ее тренировки по волейболу, возобновившиеся с началом учебных университетских будней, теперь шли с завидной регулярностью, полноценно занимая часть ее вечеров.

- Вот теперь, с чувством выполненного долга, я могу покинуть вас, многоуважаемая Сонмез Султан. Мамочка, - нежно, почти нараспев произнесла девушка, подходя к Кывылджим и оставляя заботливый поцелуй на щеке матери.

Кывылджим, слегка нахмурив брови, сейчас активно вспоминала, какое количество дней теперь у дочери были заняты спортом.

-  Доа, у тебя все нормально с учебой? - с нотой недовольства и настороженности поинтересовалась она, проявляя сейчас контраст их темпераментов. - И почему тренировки теперь так поздно? Тебе завтра в университет.

- Мама, ну конечно, учеба превыше всего, - словно лозунг, произнесла Доа, направляя на мать взгляд, полный убежденности и мольбы. - Тренировки перенесли теперь на 22:00, потому что до этого время в зале забрали школьники, которые не могут заниматься в ночь.

-  Логично.

-  Конечно логично! Или ты что, думаешь, что я тебя обманываю? - преувеличенно изумилась Доа, цокая языком, и, направившись к выходу из гостиной, оставила смачный чмок теперь на щеке у госпожи Сонмез. - Бабулечка моя! Буду поздно, не скучайте без меня. И не стоит переживать, - встретила она суровый взгляд Кывылджим, после чего, перекинув ремень спортивной сумки поверх толстовки, поспешила к выходу из дома, пока мама или бабушка снова ее не задержали по какой-либо причине.

Глухой звук входной двери обозначил уход младшей Арслан, и Кывылджим подошла ближе к госпоже Сонмез, располагаясь рядом с ней на диване и накрывая своей рукой немного сморщенную возрастом кожу на ладони женщины.

-  Как ты? Хорошо себя чувствуешь? - поинтересовалась она у матери, которая неизменно встретила ее заботу встречным вопросом.

-  А ты, дочь? Когда мы уже будем видеть тебя чаще в этом доме? Когда будем вместе, как и раньше, собираться за общим столом хотя бы на ужин?

Легкая вибрация телефона Кывылджим, до этого размещенного на большом прямоугольном низком столе из светлого дерева посередине гостиной, привлек внимание двух пар глаз. На секунду задержав дыхание, она потянулась к трубке, сбрасывая звонок автоответом, чем спровоцировала госпожу Сонмез поджать губы, укоризненно глядя на дочь, которая явно не оправдывала ее ожиданий. Впрочем, никому в их семье не было известно, существует ли вероятность хоть в чем-то полностью оправдать ожидания этой женщины старой закалки.

-  Когда ты уже поймешь, что отношения с этим мужчиной для тебя губительны? - строго спросила у дочери госпожа Сонмез, в то время как ее вид говорил об отсутствии всякого рода сострадания к собственному ребенку. 

Ее длинные светло-русые волосы, вопреки статусному возрасту совсем не тронутые сединой, струились по спине, собранные в хвост, словно в противовес цепким внимательным орлиным глазам, которые пронизывали точностью рентгена любого собеседника. Эта двойственность в облике старшей Арслан, которая сперва считывалась, как романтизм, а далее приоткрывалась, как прозорливая властность, полностью отражала ее характер, славящийся методом кнута и пряника.

-  Нет никаких отношений, мама, - отмахнулась Кывылджим слегка раздраженно, отворачиваясь в сторону. - Сколько можно об одном и том же.

-  Столько, сколько нужно, - упрямо, с настойчивостью обвинителя произнесла госпожа Сонмез, сверля дочь взглядом. - Кывылджим, посмотри на меня.

Телефон, который совершенно точно жил своей собственной независимой от чьих-либо желаний жизнью, вновь разразился вибрацией, высвечивая на экране имя Главного прокурора.

«Нам нужно поговорить. Жду звонка»

Секундное колебание, которое Кывылджим ощутила внутри, вновь побудило ее потянуться к телефону. Задержавшись взглядом на всплывающем окне сообщения, она нажала на кнопку сбоку, отключая устройство точным быстрым движением, словно оно могло избавить ее от неотвратимости, с которой рано или поздно придется столкнуться.

Она поднялась со своего места. Она сделала несколько шагов в сторону темного окна, усыпанного переливающимися огнями. Она коротко вздохнула.

-  Кывылджим.

Голос матери, словно материализация той части ее личности, которая всегда поступает по совести и справедливости, звучал до боли отрезвляюще, лишний раз напоминая ей о недопустимости того, что она однажды себе позволила.

-  Ты так много работала и так долго к этому шла. Ты не имеешь права разрушить свою карьеру из-за этого человека.

-  Мы с ним общаемся исключительно по работе, - машинально ответила Кывылджим, чувствуя, как лицо начинает слегка наливаться краской и жаром при воспоминании утреннего инцидента на столе под пристальным наблюдением господина Ататюрка.

-  Знаю я это ваше «по работе», - строго произнесла госпожа Сонмез, и ее тон заставил Кывылджим повернуться к матери лицом, встречая очередной вызов.

-  Мама, хотя бы ты не нападай на меня! У меня и так был сегодня сложный день.

Госпожа Сонмез взмахнула руками в жесте возмущения: ее сильно красные ладони, которые всегда в момент личных переживаний становились пунцовыми, сейчас выдавали высокую степень обеспокоенности за свою дочь.

-  А я буду нападать и указывать тебе на ошибки, когда ты сама не в состоянии их увидеть и признать! - жестко произнесла она. - Я думала, что ты умная, но разве то, что ты делаешь, соответствует твоему возрасту и статусу?

-  Перестань, мама...

- Нет уж, послушай, дочь моя. Лучше послушай сейчас, чтобы потом ты не плакала на моем плече, оказавшись под руинами собственной карьеры и разрушенной личности. Мне тебе напомнить об усилиях, которые ты приложила для того, чтобы добиться чего-то в этой стране? Этот человек тебе не подходит, Кывылджим. ВСЕГДА, - произнесла женщина с нажимом, - всегда все будут винить во всем женщину и только женщину!

-  Не накаляй меня! - выдохнула Кывылджим, направляя в сторону госпожи Сонмез ладонь, другой рукой изо всех сил сжимая телефон. - Хватит отчитывать меня, как маленького ребенка, я разберусь со всем сама! Как и всегда, - отмеряла она слова, будто защищая собственные границы в точности также, как и сегодня в противостоянии с Главным прокурором.

Напряжение, возникшее между матерью и дочерью за минуту, сгустило воздух, оставляя за обеими выбор - уступить или жать на газ до упора. Не желая больше раздражать свои нервы, Кывылджим, сославшись на усталость, поспешила покинуть гостиную в надежде на то, что обретет покой в своем уютном пространстве, отключив голову.

-  Сама разберешься, как же, - услышала она ворчливый голос матери по дороге в спальню. - И не строй глупых иллюзий насчет того, что этот человек тебя защитит, Кывылджим! Этого не будет! - крикнула напоследок женщина, параллельно включая свой любимый детективный сериал, позволяющий размять загадками пытливый требующий пищи для размышлений мозг.

Оказавшись в комнате, сейчас воспринимающейся, как тихая гавань, Кывылджим скинула пиджак и туфли, которые, оказывается, сильно сдавливали ступни.

В случае чего защиты не будет. Она знала это. Знала все риски, но уже долгое время продолжала то, что было категорически нельзя.

Она избавилась от платья и белья по дороге в ванную, и шагнула в душевую, где холодная черная плитка обдала разгоряченную кожу ступней живительным холодом. Повернув нужный кран, она зажмурилась, ощущая хлесткие струи, обрушившиеся на макушку и лицо. Это было спасительно - смыть с себя день, полный смешанных эмоций.

В то время, как сначала ледяные, а затем все более горячие потоки воды вымывали ее усталость и личные переживания, создавая клубы пара в замкнутом тесном пространстве, на ум Кывылджим пришли мысли о новом преступлении, которое всколыхнуло в ней сегодня тот самый заветный желанный азарт. Ради этого чувства, возникающего при разгадке сложных задач, она в свое время выбрала изучать уголовное право.

С годами практики этот азарт ощущался все реже под давлением опыта, насмотренности и бюрократической составляющей деятельности государственного обвинителя, однако интуиция, которая редко ее подводила, сейчас подавала ясный сигнал.

Это будет интересно. Это будет непросто. Это займет время - большее, чем среднестатистическое преступление.

Единственное, о чем прямо сейчас не могла сигнализировать ее интуиция, было то, что новое дело не только подарит ей желанное чувство азарта, но и послужит началом переломных событий в жизни. Если бы только у нее был выбор. Однако этот выбор уже некоторое время назад за нее уже сделал кто-то другой. 

_____________________

16 сентября
07:48 по Стамбульскому времени

Ласковое солнце вопреки вчерашней хмурой погоде будто издевалось над жителями Стамбула, так сладко приглашая вкусить новый день, который для львиной доли жителей был обречен стать очередным ничем не примечательным буднем. Впрочем, насыщенная жизнь сотрудников турецкой полиции вряд ли давала возможность служащим обращать внимание на такие мелочи жизни, как погода, в то время как их загруженность порой стремилась к символу бесконечность.

Покинув свой уютный автомобиль, Кывылджим направилась к зданию полицейского участка, фасад которого, как современная конструкция, был полностью облицован материалом с использованием окрашенного в синий цвет стекла, отчего спешащие внутрь и наружу люди, как и площадь перед самим зданием, находили свое отражение в его стенах.
На главном фасаде над крыльцом разместился яркий крупный и такой узнаваемый знак органов правопорядка, представляющий из себя синий овал с белыми надписями, желтыми листьями колоса по периметру и восьмиконечной белой звездой по центру, вмещающей алый символ турецкого народа, что определяло место административного здания в силовых структурах страны.

Проходя мимо внушительных размеров монумента из черного мрамора, женщина, как и всегда ранее, обратила свой взор на позолоченный шрифт с напутствием в адрес правоохранительных органов от первого президента турецкой республики.

«Наша совесть это наша полиция. А полиция борется с теми, у кого нет совести»

М.К. Ататюрк

Отметив про себя идеалистические черты у своего негласного наставника, которого она самолично возвела в этот ранг много лет назад, Кывылджим глубоко вздохнула перед очередным интересным насыщенным днем и, перекинув на правое плечо сумку, нырнула внутрь кипящего жизнью здания, в котором работа не прекращалась ни днем, ни ночью.

- Доброе утро, госпожа прокурор!

Приветствия сыпались со всех сторон, смешиваясь с привычным шумом телефонных звонков, оборванной речью и общим гулом, так характерным этому всегда живому полному людей пространству.
Несмотря на высоту собственных неизменных каблуков, женщина стремительно пронеслась вдоль контрольно-пропускного пункта, далее по вестибюлю в оперативно-дежурную часть, после чего, минуя отдел по работе с гражданами и комнаты для задержанных, оказалась в административной части участка, цепляясь глазами за необходимую ей фигуру, находящуюся сейчас в небольшом кабинете с прозрачными стенами и распахнутой настежь дверью.

- Почему я не удивлен, - улыбнулся Джемаль не слишком свежей улыбкой, которая говорила о том, что сегодня ночью он был на дежурстве.

- Хорошо меня знаешь, старший комиссар, - констатировала Кывылджим, размещая сумку справа от входа, и прошла внутрь, окидывая придирчивым взглядом кипу разбросанных по столу бумаг, что лично для нее было совершенно недопустимым беспорядком. - Заехала перед работой за результатами. Что-то есть?

- Сейчас увидишь. Я так и понял, госпожа прокурор, что вам теперь не усидеть на месте, - с иронией отозвался мужчина, игнорируя ее критичную оценку его метода организации пространства, однако отмечая про себя бодрый и опрятный вид женщины, сегодня облаченной в строгий синий брючный костюм.

Образ Кывылджим неизменно, насколько Джемаль мог помнить еще со времен ее перевода из Измира, производил впечатление на многочисленную мужскую часть полицейского участка, а потому его внимательной натуре всегда было интересно наблюдать за безмолвными знаками внимания коллег в ее адрес.
Вот и сейчас проходящий мимо седовласый адвокат средних лет чуть дольше, чем обычно, задержался на кабинете старшего комиссара взглядом, а двое рядовых чуть поодаль почти в открытую сплетничали друг с другом то ли о личной жизни, то ли о суровом нраве женщины-прокурора.

- Слушай, переезжай к нам, а? - вдруг произнес он, и в его голубых глазах заиграли веселые огоньки. - С твоим появлением участок буквально преображается, - констатировал он, подавая ей сигнал в сторону двух молодых переговаривающихся мужчин, которые, заметив на себе взгляды старшего комиссара и прокурора, нервно отвернулись, словно нашкодившие школьники, после чего разошлись в разные стороны, будто бы их общения и вовсе не происходило. 

Кывылджим закатила глаза, предпочитая не обращать внимания на неуместные комментарии своего хорошего приятеля, как всегда прощая ему больше, чем кому-либо еще, после чего попросила чашку кофе, от духоты распахивая длинный узкий пиджак.

- Как всегда, два крепких черных, - проговорил Джемаль в трубку, обращаясь к местному молодому человеку на побегушках, после чего набрал номер оперативников для получения новых деталей по делу об убийстве у Девичьей башни. - Чинар, у нас прокурор, приходи, - коротко бросил он, и спустя буквально минуту в кабинете старшего комиссара, своими прозрачными стенами напоминающим аквариум, материализовался офицер в темно-синей форме с решительным выражением готовности на лице.

- Госпожа прокурор, добрый день.

- Добрый день, Чинар. Ну что там? Что по камерам, - без лишних прелюдий сразу к делу перешла Кывылджим, в нетерпении постукивая подушечками пальцев по поверхности пластиковой столешницы.

- Мы проверили камеры башни - все чисто. Признаков замены, удаления файлов не обнаружено. Кроме того, - молодой человек с темными волосами и добротной щетиной положил на стол копию снимка со вчерашнего осмотра места происшествия, - вот это место, в котором была обнаружена жертва, и вовсе не попадает ни под одну из камер. Слепая зона.

Что-то внутри Кывылджим чуть отозвалось на услышанное, а глаза сверкнули азартным блеском, будучи единственным, что выдавало ее слегка возбужденное состояние.

- Как насчет записей других дней? Анализировали видимость периметра? То же расположение камер, что и здесь, или кто-то предварительно постарался сменить угол обзора?

- Да, госпожа прокурор, все без изменений.

Она встретилась взглядом с Джемалем, который озадаченно пожал плечами и устало скрестил руки на груди в жесте, в котором просквозило некоторое чувство обреченности ввиду небыстрой разгадки. На его лице читались те же выводы, что и только что пришли ей на ум. Либо преступнику несказанно повезло, либо он прекрасно знал, что камеры его не заснимут, а значит, готовился к сему действу заранее.

- А на пристани?

- Уличные камеры тоже проверили: ничего подозрительного. Ни лодки, ни катера, ни какого-либо средства передвижения.

- Это уже становится предсказуемым, - хмыкнула женщина. - Что с допросом свидетелей?

- Опросили на пристани дворников, мусорщиков - пока глухо. На пункте охраны возле парковки тоже никто ничего не видел, там пересменка в восемь утра произошла, а время до этого охранник просто перед камерами в будке сидел.

Кывылджим закусила губу, планируя дальнейшие шаги ввиду полученных фактов, после чего накидала распоряжений Чинару во главе с главным комиссаром.

- Мне нужно, чтобы вы построили несколько наиболее вероятных версий о том, каким образом труп девушки мог оказаться в пункте назначения. Какие еще ближайшие причалы мог задействовать преступник. На чем передвигаться. Мне нужны разные варианты и их проверка в точности также, как и здесь: камеры, свидетели, береговая охрана.

Джемаль и Чинар встретились взглядами, в немом диалоге принимая задачи от прокурора.

- И еще, - оживилась Кывылджим после некоторого осмысливания, - составьте список владельцев катеров, лодок и яхт по всем близлежащим побережьям. Нужно выяснить, кто из них и кому сдавал в аренду свои судна в ночь или на несколько дней, включая вчерашний. Это займет время, - встретила она вопросительный взгляд Чинара, предупреждая его реакцию, - но это необходимо.

Спустя некоторое время, оставшись в кабинете наедине с Джемалем, Кывылджим присела на стул напротив него, отпивая глоток только что принесенного кофе, и тут же поморщилась от непривычного кислого вкуса, отставляя подальше небольшую стеклянную чашку.

- Мне тоже не заходит, госпожа прокурор, - усмехнулся он, наблюдая ее сдержанную брезгливую реакцию. - Новый закупщик явно экономит казенный бюджет, покупая зерна не лучшего качества.

- Может, это и к лучшему, - отстраненно произнесла Кывылджим, блуждая мыслями уже где-то далеко. - Ну и? Господин старший комиссар. Что думаешь?

- Думаю, что пока рано выдвигать какие-то версии. По крайней мере, до выяснения личности жертвы, - сосредоточенно ответил он, прямо встречая ее взгляд своими ясными почти прозрачными глазами. - Хотя..., - на его лице вдруг едва проскользнуло нечто вроде отчетливой мысли, которую он едва ли успел осознать, сейчас погружая себя в задумчивость.

- Что?

Джемаль откинулся в кресле, слегка хмуря брови, словно какая-то догадка, посетившая его голову, пока еще не слишком отчетливо, но все же ощутимо формировала новые связи в его голове.

- Говори.

- Да не знаю. Ничего. Ничего такого, - не слишком уверенно проговорил комиссар, отбивая пальцами рваный ритм по черной ручке собственного сиденья, блуждая взглядом по нагромождающим стол органайзерам для бумаг, папкам и хаотично разбросанным по поверхности канцелярским принадлежностям.

- Выкладывай.

- Просто... какое-то время назад уже было что-то подобное. Убийство. И вроде бы не одно.

Кывылджим медленно вытянулась в струну, слегка приоткрыв от волнения пухлые губы, в то время как ее лицо теперь излучало строгость и требовательность.

- И ты говоришь мне об этом только сейчас? - повела она бровью в неверии.

- Это дело не было моим, тогда работал другой комиссар со своей командой, - развел руками мужчина, после чего придвинулся ближе, облокачиваясь на стол обеими локтями и переводя корпус вперед, теперь нависая над ним. - Сейчас просто пришло в голову: невинная девушка, фата. Есть сходство. Вероятность невелика, но вдруг найдем связь?

- И чем закончилось расследование?

- Я не знаю, - пожал плечами Джемаль, - но нетрудно выяснить. Было громкое дело, примерно 5-6 лет назад. Привлекали даже стороннего эксперта-криминалиста.

Кывылджим смахнула назад каштановые локоны, после чего стремительно поднялась с места, принимаясь ходить по маленькому пространству, в то время как повсеместный шум участка сузился в ее голове до едва уловимого писка, пока она анализировала сказанное коллегой. Чуть прищурив глаза и сделав глубокий вдох, она сфокусировала свой взгляд на Джемале, который теперь не шевелясь сидел на своем месте, ожидая ее вердикта.

- И кто тогда расследовал эти убийства? - спросила она, уже перестраивая в своей голове маршрут намеченных на день дел.

- Прокурор Шифаджегиль. Он как раз тогда только вступил в должность.

_______________________

Следующий день
17 сентября 2024 года
12:45 по Стамбульскому времени

Кывылджим сидела за столом в своем кабинете над разложенными перед ней папками, добытыми из архива Лейлой сегодня рано утром, отмечая про себя скорость и сообразительность собственного секретаря, которая умело пользовалась своим интеллектом, прозорливостью и обаянием, когда перед ней ставилась задача в сжатые сроки добыть материалы или, к примеру, назначить удобное для прокурора время слушания в суде.
Изогнув мягкие полные губы в благодушной усмешке, она живо представила себе картину, в которой не только учтивый секретарь Главного прокурора Хакан, но и начальник архивно-методического отдела прокуратуры, тайно воздыхающий по молодой высокой длинноногой девушке с яркими рыжими веснушками на лице, старательно силятся произвести впечатление на целеустремленную красотку с чертами европейской фотомодели.
Это секундное отвлечение на что-то незначительное вроде простых человеческих отношений, порой нелепо проявляющихся в стенах административного здания, было ей необходимо для того, чтобы привести себя в норму.

То самое дело пятилетней давности, номер которого вчера не без труда достался ее секретарю, после чего в срочном порядке был отправлен запрос в архив на его изъятие, сейчас притягивал внимание Кывылджим, словно гипнотизируя новыми фактами, которые взбудоражили ее не на шутку с самого начала рабочего дня.

Пять жертв. Обнаженные тела. Фата у каждой, несмотря на слишком сильную разницу в возрасте некоторых жертв. Небольшая татуировка змеи - в точности такая же, как и у новой пострадавшей. И кольца.

Те случаи и новое преступление были связаны. В этом не было сомнений. Все факты кричали о том, что это серия. 

Опешив в первый момент от обнаруженных совпадений и даже пребывая в некотором ступоре от жути, захлестнувшей в моменте, Кывылджим призвала свою твердую собранную часть личности, с жадностью поглощая информацию в официальных документах.
Не без раздражения остановившись на фамилии Шифаджегиль, фигурирующей в качестве представителя прокуратуры, она внимательно просмотрела суть выдвинутых им обвинений некоему Азату Шанлы, который полностью признал свою вину уже на втором слушании.

Поддавшись странному чувству, которое пока еще не оформилось в четкую стройную теорию, она сделала несколько безуспешных звонков ненавистному прокурору, после чего, узнав от его секретаря о командировке в Анталью до конца недели, решила переключиться на другие задачи.

Но не смогла.

- Что за чертовщина, - пробормотала она себе под нос, всматриваясь в файлы, в то время как ее внимание зацепилось за имя некоего привлеченного извне эксперта.

Изучив хронологию ведения расследования и отметив про себя точность и выверенность предпринимаемых командой действий, а также недюжую проницательность в заключениях криминалиста по первому убийству, которая даже ей порой была недоступна, Кывылджим со злорадным ехидством подумала о том, что это определенно результат работы приглашенного человека, а вовсе не мужчины с фамилией Шифаджегиль.

- При всем желании, ты бы не смог до этого додуматься, - продолжала она диалог с самой собой, захваченная азартом и желанием разобраться во всех тонкостях минувшего расследования.

Ее запал, с которым она нырнула в изучение документов, достиг своего пика при виде записи «отстранен от расследования» датой, следующей за последним убийством. Почему причина отстранения была не указана?

Уже через месяц после этого на первом слушании прокурором Шифаджегилем было выдвинуто обвинение ранее судимому за кражу ювелирных изделий 52-летнему мужчине, вменив ему вину во всех преступлениях на основании письменного признания подозреваемого, и этот факт совсем не бился с общей картиной, которая уже начала вырисовываться в сознании госпожи Арслан.

Осознавая внутри себя, что не сможет просто сидеть и ждать возвращения из командировки ответственного за это прокурора, и в миг раздражаясь на то, что контакты криминалиста, указанные в досье, более не поддерживались, Кывылджим, загоревшаяся, словно искра, в режиме срочности отдала распоряжение оперативникам разыскать ей новые контакты мужчины, с которым ей необходимо было как можно скорее обсудить детали прошлого дела.

Сегодня.

Желательно сейчас.

Именно поэтому, подогреваемая собственным нетерпением, в ожидании от Чинара заветного телефона, она, несмотря на зависшие обвинительные заключения по другим делам, требующие ее участия, уже не могла сосредоточиться на чем-то ином, сетуя на свою горячую натуру.

- Не смотри на меня так, я и сама знаю, что порой излишне увлекаюсь, - раздосадованно произнесла она в сторону портрета Ататюрка над своим столом, в то время как уже который раз отмерила одиннадцать шагов от окна до двери собственного кабинета, прохаживаясь туда-сюда в напряженном размышлении.

Устремив взор на бумаги, раскрытые на интересных страницах перед ней, она вновь пробежала глазами по фактам и датам, закрепляя их в своей памяти, когда вдруг долгожданная вибрация телефона с высветившимся номером полицейского участка заставила ее отвлечься от процесса построения новых возможных сценариев в голове.

- Госпожа прокурор, это Чинар.

- Да, я слушаю.

- Можете сейчас записать запрошенные  контакты?

- Конечно, диктуй, - она в спешке обогнула стол и, чертыхнувшись от тупой боли, вызванной врезавшимся в ногу его массивным углом, который так некстати оказался на ее пути, записала продиктованные оперативником данные, слегка удивляясь обнаруженной информации.

Посмотрев на часы и убедившись в том, что выбранное ею время уместно для звонка в другую страну, она ловко приземлилась в свое комфортное кресло и, стараясь придать взволнованному состоянию приемлемую дежурную форму, набрала предоставленный помощником номер со своего личного сотового телефона.

Услышав в трубке несколько длинных гудков, Кывылджим слегка встрепенулась после того, как мужчина на другом конце провода, находясь в настоящий момент в Берлине, ответил на звонок.

Большая игра началась.

____________________________

17 сентября 2024 года
16 часов дня по Берлинскому времени
Кладбище Шехитлик

Поравнявшись с красной кирпичной стеной, продолжающейся длинными металлическими кольями вверх, мужчина замедлил шаг неподалеку от зеленых ворот, останавливаясь в месте для курения, и перекинул скользящий ремень своего портфеля через плечо. Задумчиво похлопав себя по карманам кожаной коричневой куртки, он обнаружил пачку сигарет только в третьем по счету. Накопившаяся за целый день усталость дала о себе знать напряжением шейных мышц, которые он устало потер ладонью, будто таким образом снимая боль, копившуюся в них годами работы за столом в изучении книг.

В Берлине, не в пример его родине, хмурое небо всегда нависало тяжелыми гирями над головами жителей, давая солнцу лишь изредка проглядывать сквозь завесу грузных серых облаков, объединяющихся целыми стаями на небосводе.

Достав последнюю сигарету и зажигалку, которую он хранил в той же пачке с красным флагом и белым полумесяцем на ней, профессор не без удовольствия вдохнул в себя едкий дым, чувствуя, как дневная усталость и напряжение постепенно идут на убыль, открывая место новым чувствам - грусти и тоске. Облокотившись на почти неохватный ствол каштана, который своей могучей листвой прикрывал от дневного летнего зноя пришедших почтить память курильщиков, мужчина задрал левую ногу, приставляя ее к шершавой поверхности дерева, изъеденного в отдельных местах короедом, и в задумчивости посмотрел на небо.

Берлинское небо давило.

В течение всех тех лет, что он провел в этом строгом монументальном городе, выверенном своей правовой дисциплиной и социальной политикой, он так и не смог почувствовать себя здесь на своем месте. Ему была непонятна структура управления муниципалитета и законы, несмотря на то, что турецкая диаспора занимала ведущую позицию среди всех местных общин, объединенных по всей Германии прочными связями.

Наблюдая, как один из пятипалых листьев каштана медленно оседает на землю, очевидно закончив свой жизненный срок этой осенью, он вдруг подумал,  до чего толстокож порою материальный мир, не замечая всех этих сезонных изменений, среди вечной спешки и суеты в мире людей. Последние года, проведенные в Берлине, сделали его почти философом, когда долгими зимними промозглыми вечерами он сидел за дубовым столом в небольшом уютном кабинете, в окно которого всегда норовила попасть очередная голая ветка бука, будто приветствуя его и требуя ночлега на ближайшую ночь.

Небрежно опустив окурок на гладкую поверхность металлической урны, мужчина еще раз поправил ремень своего портфеля на плече и направился в сторону входа на кладбище сквозь те самые зеленые ворота, больше предназначенные для ввоза погребальной процессии, чем для простого пешехода.

Величественные минареты и купола мечети Шехетлик стремились точно к небу, обретая в лице Аллаха защитника своей красоты и статности. Прекрасный белый дворец с серой крышей, созданный для восхваления Всевышнего, стоял, будто охраняя тихий сон всех присутствующих соседей по разной череде случайностей.

Профессор прошел по извилистой каменной дорожке, окаймленной зелеными кустами стриженных самшитов, выложенной довольно массивными прямоугольными плитами, про себя, как и обычно, отсчитывая ряды -  больше для собственного успокоения, чем для поиска нужной ему могилы. Пахло сыростью и преющими листьями, которые еще не успел убрать Мехмед - извечный молчаливый сторож местных жителей.

Могила, к которой так стремился профессор, была излишне скромной. Имя, Фамилия и даты жизни: 1982-2019. Он специально вместе с Мехмедом высадил позади надгробия, смотрящего на солнце, невысокий кипарисовик, так напоминающий ему о родительском доме в Стамбуле. Остановившись напротив серой невысокой плиты с ровным бордюром, выложенным прямоугольником, мужчина воздел руки к небу, отдавая дань Аллаху в молитве, почти еле слышно проговаривая себе под нос священные слова.

Внезапный порыв ветра вдруг подхватил пару желтых листьев на могиле, поднимая их вверх, и тут же, будто играясь с мужчиной, откинул их в его сторону, проходясь пылевой завесой по его замшевым коричневым лоферам. Он оглянулся, разыскивая взглядом сторожа, всегда оказывающегося рядом, когда он почти каждую неделю приходил сюда, пытаясь справиться с до сих пор не затянувшейся душевной раной. Мехмед виднелся вдали за одной из местных усыпальниц, что любили организовывать раньше для семейного захоронения, и устало махал граблями, промахиваясь по листьям, вокруг одного из склепов.

- Мехмед! -позвал его мужчина, поднимая руку вверх и махая ей.

- Профессор! - старик с копной густых седых волос и пытливыми зелеными глазами расцвел в старческой улыбке, делая тот же жест.

Откинув садовый инвентарь в сторону одной из могил, старец поспешил навстречу приятному улыбчивому мужчине, всегда радушно дающему ему щедрые подаяния, чтобы он продолжал следить за дорогой ему могилой.

- Как Ваши дела, профессор? - своей почти беззубой улыбкой спросил Мехмед, подходя совсем близко к мужчине и его почти изумрудные глаза озарились самой искренней теплотой. - Давно Вас не было видно, прошло уже две недели, а Вы все не появлялись. Я уже подумал, может чего случилось с моим профессором. Но вот Вы здесь, а значит, все у Вас хорошо.

- Все так, Мехмед, все так, - в порыве поделиться с кем-то своим грузом, мужчина несколько раз похлопал старика по плечу, почти не прикладывая усилий и тут же почувствовал, какое худое и почти лишенное жизненных сил тело было сокрыто под толстым слоем стеганой несуразной куртки. - Пришлось нарушить немного график, Мехмед. Но ты, я вижу, постарался на славу. Спасибо, брат. Как твои дела?

- Да как могут быть дела у праведного мусульманина, желающего уже давно только одним глазком увидеть нашего пророка? Вот хожу, убираю здесь потихоньку, да надеюсь на скорую нашу встречу.

- К добру ли, Мехмед, говорить так, брат? - изумился профессор. - Дай Аллах, ты проживешь еще много лет, друг мой. Может, у тебя какие-то проблемы со здоровьем, ты только скажи, брат, я предприму все, что в моих силах.

- Нет, профессор, не беспокойтесь. - Старик снова приоткрыл свой рот, лишенный многих уже зубов, что делало его похожим на героя карикатур, отмахиваясь рукой в сторону мужчины, не желая создавать ему дополнительных проблем. - Да разве Аллах учит нас жаловаться? "Любое постигшее вас несчастье, неприятное вам, является последствием неповиновения Аллаху", помните же, профессор? Поэтому я скромно жду своей кончины и вот, разговариваю здесь с местными, - он обвел круговым движением головы пространство кладбище, усталым расфокусированным взглядом повторяя сам за собой.

- Кажется, эти собеседники - достойные люди, - слегка усмехнулся профессор, вторя его движению и проскользив взглядом по нескольким могилам впереди. 

- О, господин Профессор! Вы даже не представляете, насколько! - с пылким жаром отозвался Мехмед. - Это достойнейшие собеседники! Бывало вот говоришь, говоришь что-то, а потом раз - слышишь тоненький такой свист ветра, гуляющего между памятниками. И точно понимаешь, это господин Садык бей услышал тебя и просит прекратить, потому что не согласен.

- Действительно, замечательно, - плечи мужчины качнулись вперед, выдавая небольшой смешок. - Но мое предложение остается в силе, Мехмед. Только скажи, что нужно.

Старик на пару минут задумался, будто оценивая возможность просить что-либо в своей жизни у кого-то. Он никогда не ошибался в людях и, как только несколько лет назад увидел этого мужчину в воротах кладбища, который шел понуро опустив голову за траурной процессией, так сразу и понял, что профессор - добрейшей души человек, отзывчивый и понимающий. Его еженедельные приходы на могилу даже в какой-то мере разрывали старику сердце, видя как тяжелый груз, лежащий на совести мужчины, будто склоняли своей тяжестью плечи и голову, когда он медленно двигался по узкой дорожке на очередную встречу с каким-то своим прошлым.

- Может быть Вы, профессор, - голос Мехмеда тут же выдал его колебания, - сможете помочь моей дочери?- наконец решился сказать он.

- Конечно, брат Мехмед. Какая помощь нужна? - тут же с охотою отозвался профессор, обращая свой озабоченный мягкий взгляд на работника кладбища.

- У младшей моей, Нурай, проблемы с работой в Стамбуле. Внучка моя больна лейкозом, зять зарабатывает деньги небольшие, а помочь некому. Нурай бы работу какую, чтобы график был удобный, она все-все может: и по дому, и кухню - любые изыски приготовит, какие угодно, и детей, если нужно укачает. Ей бы просто иметь возможность за дочкой ухаживать,  - вдруг признался Мехмед, тщательно пряча свои настоящие эмоции под легкой мудрой улыбкой.

- Что же ты раньше не сказал, Мехмед, брат?! - изумился профессор, хмуря брови. - Считай, дело улажено. Знаю я одно место, где твоей Нурай все понравится, - глаза его слегка подернулись пеленой воспоминаний, а лицо приобрело мечтательное выражение. - Завтра же я позвоню тебе и скажу, куда подойти твоей дочери, чтобы приступить к работе на ЕЕ условиях.

- Вай, благодарю Вас профессор!  - ликование старика казалось достигло апогея так, что  на его усталом лице, подернутом множеством  морщин, вдруг странным образом количество их уменьшилось. - «Среди людей есть такие, которые являются ключом к добру и замком от зла. Есть и такие, которые являются ключом ко злу и замком от добра. Какое же счастье выпало тем, кому Аллах дал в руки ключи добра! Как несчастны те, кому Аллах дал в руки ключи зла!» - процитировал он слова Ибн Маджа.

- Это я тебя благодарить должен, Мехмед, - профессор с добром подмигнул старику и взглядом указал ему в сторону могилы. - Не бросаешь, помнишь. С твоего позволения, я останусь наедине, - добавил он, чуть смущаясь.

Мехмед понимающе кивнул мужчине, второпях покидая место его уединения с почившим человеком, пока профессор, чуть прикрывший глаза, подставил свое лицо набиравшему обороты ветру, чувствуя, как легкий озноб начинает медленно сновать по его телу, вспоминая последний разговор, так некстати заставший его на лекции.
Женщина прокурор несколько часов назад своим внезапным настырным звонком нарушила его внутреннее самообладание, которое и так висело на тонкой нити, грозясь в любой момент оборваться даже под легким выдохом.  Представившись замысловатым именем, обозначающим искры, ничуть не прятав их в голосе, она внесла полную сумятицу своим предложением, в котором слышались приказные нотки.

Несколько часов назад

- Мне необходима Ваша помощь, - услышал профессор требовательный женский голос в трубке, очевидно, не привыкший знать, что такое отказы. - Два дня назад на Девичьей башне найден труп девушки. Невинна, обнажена, фата и кольцо. Я подняла архив и узнала, что Вас привлекали в качестве консультанта по делу о невестах, носящим похожий характер. Мне крайне необходимо получить от Вас как можно более подробный отчет о тех случаях. Это может быть крайне важно, возможно, мы имеем дело с похожим убийцей.

- Мои отчеты прикреплены к делу - четко и безапелляционно ответил профессор, чувствуя как напряжение в теле достигло максимальных отметок - так, что его спина невольно вытянулась в струну, а пальцы с силой вжались в телефон.

- Этого недостаточно, - строгий, не идущий на уступки голос женщины резко оборвал его ответ. - Я хочу знать от первого лица все Ваши умозаключения, домыслы, догадки.

- Я уже несколько лет не привлекаюсь к такой работе, госпожа Арслан, - ответ профессора не заставил себя ждать. Сдержанный, но отрицательный. - Все, что я мог сказать - я подробно описал в отчете, который Вы имели счастье лицезреть. Мне больше нечего добавить, - губы профессора чуть дернулись в жесткой гримасе, когда в ушах снова прозвучало: "убийство, невинна, кольцо".

- Мне нужно, чтобы Вы приехали в Стамбул, - резко и грубо сказала госпожа прокурор, будто бы не оставляя место для отказа. - Хотите, считайте, что я восстановила Вашу практику - будете снова консультантом в моем деле.

- Нет, госпожа Арслан, - не медля ни секунды, прозвучал ответ профессора. - Мой ответ нет. Думаю, в Стамбуле достаточно хороших специалистов.

На том конце телефонной линии послышался еле сдерживаемый стон негодования, заставив мужчину мысленно представить себе железную женщину, не привыкшую, чтобы ей перечили.

- Тогда мне придется вызвать Вас в качестве свидетеля на допрос, - надменно бросила госпожа Арслан, еле сдерживаясь, чтобы не прибавить еще парочку грубых словечков от собственного нетерпения.

- Как угодно, госпожа прокурор. Все мы знаем законы. Необходимо заручиться моим согласием официально, - не сдавался профессор, лихорадочно ища в себе опору от вышесказанной новости.

- Поверьте, я сумею составить международное поручение таким образом, что вопрос о невозможности Вашего прилета отменится сам собой.

- Буду ждать, госпожа Прокурор, - усмехнулся профессор, скорее слишком нервно, чем имея под собой действительно юморной посыл. - До свидания.

Профессор глубоко вздохнул, выпуская, казалось, весь воздух, который мог поместиться в его легких, и открыл глаза.

Тени Стамбула наступали.

Женщина прокурор, Нурай, которой нужна была помощь и которую он так легко в минуту обнаружил в возможности ей помочь.  Все в один мимолетный внезапный момент срослось в одну большую воронку, засасывающую его в свою глубину. В последние несколько лет он и не помышлял возвращаться в Стамбул. Но теперь его помощь нужна была не только блюстительнице порядка, но и маленькой девочке и ее маме. А может быть, и ему самому?

Мужчина потянулся в карман куртки за телефоном, неловко оступаясь о край бордюра соседней могилы, отчего устройство в его руках чуть не полетело вниз в сырую от дождя землю и прелую листву, так тонко гармонирующую своим запахом с молчаливость этого места.
Набирая номер, он вдруг отчетливо представил себя маленьким мальчиком, с криком убегающим от брата среди полыхающего всеми возможными цветами радуги цветника матери, точно также оступившимся о край клумбы и нарушая порядок, установленный ею среди кучи камелий и ирисов.

- Энгин, здравствуй, - услышав, как ответили на том конце, сказал он. - Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, свяжись с моим братом. Мне нужно, чтобы девушка по имени Нурай Язлы с завтрашнего дня приступила к обязанностям помощницы в доме, на ее условиях. И да, найди, пожалуйста, все сведения о ее больной дочке: диагноз, лечение, стадию онкологии, у каких врачей она лечится. Постарайся подобрать  для нее лучшего врача, если нужно - отправим ее сюда, в Германию. Оплату всех расходов я возьму на себя. Договорились? Отлично, я на тебя надеюсь.

Упоминание брата всколыхнуло его душу.

Сколько они не общались? Год, два? А казалось, вроде бы целую вечность. Профессор протянул руки вверх, впуская их в свои волосы и обхватывая свою голову с двух сторон, желая хоть на минуту упорядочить веер мыслей, которые кружились сейчас в его голове.

Еще минута у него ушла на осознание почти безвыходной своей ситуации. Он был подвержен зову долга. А еще - любимой работе.

Пару минут он неотрывно смотрел на надгробный камень на ухоженной могиле, вспоминая дорогие черты, взвешивая все за и против, желая убедиться, что он поступает правильно, а затем развернулся в сторону Мехмеда, который продолжал сосредоточенно работать граблями, прореживая жухлую траву от налетевшего мусора. Достигнув в пару минут старика, по неровной кирпичной кладке, мужчина сказал:

- Мехмед. Ты, пожалуйста, последи здесь, - попросил его профессор, указывая на могилу, от которой только что отошел. - Номер мой у тебя есть.

- А куда же, профессор, неужели не увидимся?  - изумленно вскинул брови Мехмед.

- Увидимся, как же. Так просто ты от меня не отделаешься, - уголки его губ дрогнули в милой усмешке. - Здесь или с дочерью твоей в Стамбуле, увидимся, - добавил он.

- Вы что, как же это, в Стамбул летите? - зеленые глаза старика стали еще больше, а рот открылся от удивления, словно он только что увидел приведение.

- Да. Соскучился я, Мехмед, по пылкому Стамбульскому солнцу, - ответил профессор задумчиво, одним пальцем открывая приложение и покупая билет на родину.

____________________

17 сентября 2024
22 часа дня по Берлинскому времени

Входная дверь громко хлопнула.

Так, что, кажется, кое-где штукатурка прекратила свое существование на стенах и рывком осела вниз прямо на темный кварцвинил, покрывавший весь пол скромной берлинской квартиры.
Кажется, звякнули ключи, рывком брошенные на приставной столик, отчего клацающий звук прозвенел по всей квартире.
Сначала на пол упал один кроссовок, явно приземляясь подошвой сначала об стену шкафа, а уж потом, совершив переворот в воздухе, оказавшись где-то по дороге на кухню. Потом второй, догоняя собрата по несчастью. Следующим на очереди оказался рюкзак, издавший звук, больше похожий на стон, хотя и был к этому привычный. Джинсовка полетела следом, совершенно черная и совершенно драная.

И тут же, не медля ни секунды, раздалось громкое и призывное:

- Пап, ты дома?!

Мужчина насмешливо вздохнул, пережидая, пока операция "возращение блудного сына" пройдет все стадии снятия одежды, и облокотился на мягкую серую спинку дивана, протягивая руку вдоль.

Шаркающие шаги приблизились к гостиной, и в комнату ворвался молодой человек с яркими выразительными черными глазами, темными кудряшками на голове и неизменной саркастической и, в то же время, открытой улыбкой на четких скулах.

- Ну и денек, пап, - кинул ему сын, приземляясь рядом на диване и тут же подтягивая ноги вверх, отчего мужчина уловил спертый потный запах носков, очевидно видавших слишком много за сегодняшний день.

- И что же за день, сын? - умиляясь своему такому взрослому, но такому маленькому ребенку, сказал профессор, слегка потрепав молодого человека за колено, облаченное в серые широкие джинсы со множеством карманов.

- Во-первых, пап, - парень откинулся на спинку дивана, шумно вздыхая, будто бы только что вернулся с разгрузки тонны вагонов, - эта преподша по уголовному праву все-таки ко мне не равнодушна. Очередной зачет - и очередной провал, - молодой человек скосил ироничный взгляд на отца, подмигивая ему. - Во-вторых, наша волейбольная сборная сорвала куш, выиграв очередной турнир. Знаешь, в чем?

- Рассказывай, сынок, - добродушно отозвался профессор, сияя теплым, только родителям свойственным, взглядом, чтобы ни делал их ребенок.

- Мы едем в Швейцарию! - радостно выдохнул парень, глаза которого заискрились от своего величия.

Профессор удивленно приподнял брови и склонил голову набок. Губы его скривились вниз, выражая восторг и удивление одновременно.

- Однако, - протянул он. - Неплохой выигрыш. И когда же намечается ваше турне по Европе? - внутренне напрягаясь, добавил он в ожидании ответа.

Молодой человек окончательно подтянул ноги под себя, усаживаясь по-турецки, и откинул телефон вглубь дивана, почти не обращая на него внимания.

Рядом с отцом его телефону и общению в мессенджерах не находилось место. Это было их негласное правило - только прямой контакт. Без цифровых посредников. Только прямые взгляды, не косящиеся в скучающем выражении в экран телефона или компьютера. Только прямая речь - во избежание пропуска какой-либо важной информации.
Отец был для него непререкаемым авторитетом, незыблемым примером, будто скала, о которую разбивались временные волны, не сдвигая ее с места. А еще, еще - он был другом. Тем, с кем молодой мужчина, грозясь превратиться в отъявленного красавчика, мог обсудить все - от собственных планов до личной жизни, от уголовного кодекса до политической позиции.

- Кажется, в ноябре, - отозвался парень, хмуря брови, внимательно, как и учил его отец, всматриваясь в лицо мужчины напротив и явно угадывая особенное сосредоточенное выражение, так свойственное ему в составлении плана. - Что-то случилось, пап?

- Думаю, да, сынок, - не желая юлить, сказал профессор, пытаясь состроить на своем лице подобие улыбки, собирая паутинки морщинок вокруг добрых карих глаз.

Он всмотрелся в мгновенно насторожившееся лицо парня, подыскивая нужные слова, чтобы сообщить о своем решении, и обвел взглядом всю небольшую гостиную, ставшую их домом в последние 5 лет.

Массивный серый низкий диван, никогда не наводящий скуку за долгими разговорами или играми с сыном, когда их джойстики почти соприкасались друг с другом в возбужденном состоянии в попытке разгромить противника на большом экране современного телевизора.
Круглый темный стол, за которым собирались студенты юридического факультета Берлинского университета им. Гумбольдта, которых сын так часто приводил, на самом деле не ради дружеской тусовки или новых проектов, которые входили в обязательное обучение уголовному праву, а ради собственного отца, желая продемонстрировать его ум и знания, внутренне восхищаясь и испытывая перед ним благоговейный трепет.
Профессор никогда не отказывал в таких встречах, приветливо принимая всех до единого, попутно делясь своими наработками и, иногда, даже небольшими лекциями по криминологии.

Лаконичность остальной обстановки - зеркального низкого журнального столика, двух высоких серых книжных шкафов, за 5 лет пополнившихся множеством литературы - от книг по международному праву до художественных триллеров, минималистичной белой софы, стоящей под огромным полотном современного немецкого художника, и даже небольшого серванта из темного дерева, где отец хранил несколько коробок с оружием, - ничем не могла выдать достаток проживающих здесь двух мужчин.

- Не темни, отец, - слегка нервно усмехнулся парень, полубоком смотря на профессора, буквально перенося вперед вес всего тела, наклоняясь к нему.

- Я возвращаюсь в Стамбул, сын, - как можно более безразлично произнес мужчина, то опуская, то приподнимая уголок губ вверх, будто взвешивая - стоит ли ему вообще улыбаться при этой новости в присутствии сына.

- Чего?! - выпучил глаза молодой человек, открыв рот от внезапного удивления. - Это шутка такая, что ли, пап?

- Нет, - твердо и уверенно ответил профессор. - Сегодня утром мне звонила прокурор Арслан. Ей нужна моя помощь.

- Почему именно твоя? - закипая от негодования, поднял плечи молодой человек, в каком-то дичайшем отчаянии разводя руками в сторону. - В Стамбуле больше нет других специалистов?!

Он подскочил вверх с дивана, попутно задев стеклянный столик коленом, отчего чашка недопитого кофе его отца содрогнулась, и несколько капель все же умудрились при сильном всплеске растянуться за прозрачном стекле.
Мужчина обреченно вздохнул, видя, как непримиримое состояние сына при одном упоминании названия родного города раздувается до небес, грозясь перейти в целую бурю эмоций.

Однако, ему нужно было подобрать правильные слова.

- Поверь сынок, так нужно, - не желая посвящать его в детали того, что озвучила ему госпожа прокурор своим пылким и даже несколько страстным голосом, за которым он различил явное упоение собственным делом, ответил профессор.

- Кому нужно?! Тебе?! Или, может быть, мне?!

Хаотичные шаги парня по комнате становились все быстрее и быстрее. Окно, стол, шкаф, диван, снова шкаф, окно, стол. И так несколько раз подряд.
Профессор поднялся с дивана, намереваясь остановить вспыльчивую реакцию сына, и протянул к нему руку - как раз в тот момент, когда молодой человек проносился мимо стола, крепко удерживая его за плечо.

- Со мной все будет в порядке, - тепло пояснил ему мужчина, прижимая парня к себе и легкими хлопками по спине сопровождая свои объятия. - Это нужно нам обоим, сынок. Ты остаешься здесь, все будет по-прежнему. Я не хочу видеть тебя в Стамбуле, пока сам не разберусь, в чем там дело.

- Как ты можешь так, пап, - услышал профессор голос сына в глубине своего плеча. - Я не хочу, чтобы ты туда ехал. И ты знаешь, о чем я.

- Знаю, - улыбнулся мужчина, чувствуя как эмоции сына под его сильными, но нужными им обоим прикосновениями идут к своему завершению. - Знаю. Но у меня остались незавершенные задачи, пойми меня правильно.

- Ты был сегодня у мамы? - резко переводя тему разговора, слишком обреченно спросил молодой человек, отстраняясь от отца и глядя прямо ему в глаза в надежде прочитать необходимый ему ответ.

- Нет, - слишком быстро и слишком пылко ответил профессор.

Слова отца парню показались не слишком уверенными, но он предпочел умолчать об этом.

Полностью освободившись от крепкой хватки мужчины, молодой человек облокотился на спинку стула, возле которого стояли они оба, и в задумчивости посмотрел в сторону отца. Ответ профессора его не удовлетворил, будто так отчаянно желаемое вдруг разошлось с действительностью, оставляя пустоту и бездну там, где должна была быть спокойная удовлетворенность.

- А если?.. - несмело начал он.

- Никаких если, - достаточно жестко отрезал отец. - Я не мальчишка, сынок. И я не собираюсь вести себя, как молоденький студентик, ты уж извини, - ухмыльнулся он в его сторону.

Лицо парня тронуло легким румянцем.

Повернув голову в сторону небольшого окна в эркерной части, обрамленного гипсовой лепниной, как и полагается старым домам в самом центре, он на секунду задержался на полотне художника, изображающего, как ни странно, закатный вид на Босфор, в лучших традициях картин Айвазовского, вспоминая, как были обрадованы они с отцом, когда на одном из блошиных рынков, проходящих в пригороде вдруг, обнаружили его, стоящего без навеса на раскаленном июльском солнцепеке.

- Ты убрал фото из рамки, папа?! - изумился вдруг молодой человек, случайно бросая острый взгляд в сторону книжного шкафа со стеклянными дверцами и не обнаружив дорогого фото на прежнем месте.

Мужчина, до тех пор стоявший, как и сын, облокотившись на спинку стула, в точности повторяя все позы и повадки своего ребенка, потемнел от напряжения. Добрые карие глаза в минуту превратились в стальные черные, руки с силой сжали мягкую серую спинку стула, буквально до одури вонзаясь короткими ногтями в ее ткань.

- Пришло время во всем разобраться, сынок, - тихо ответил он. - Я возвращаюсь вернуть долги.

__________________

Следующий день
18 сентября 2024
11.45  по Стамбульскому времени

Международный аэропорт Стамбула   İstanbul Havalimanı

Немного качнувшись, воздушное судно пару раз подпрыгнуло в воздухе и тут же жестко и безапелляционно коснулось твердой поверхности земли своими основными шасси, отдавая вибрационный толчок в кресло 12 А.
Тангаж носом вверх в минуту замедлил снижение самолета и судно плавно опустило передние шасси на абсолютно ровную поверхность взлетно-посадочной полосы.
Рев двигателей усилился от создания воздушного коридора, и  сила тяги тут же вдавила его в темно-серое кресло, образуя в ушах вакуум, который он ощущал, скорее, во всем теле и, казалось, не хотел из него выходить.

"Welcome to Istambul" -  увидел в своем овальном окне темноволосый мужчина яркую, почти кричащую радостным восхищением крупную надпись, когда самолет повернул влево, двигаясь по разметке, нанесенной на асфальтированное покрытие.

Пока воздушная машина плавно двигалась к телескопическому трапу, в маленьком, подернутом каплями стекле, мужчина разглядел все тот же пейзаж, что и несколько лет назад. Время на пару секунд замерло, так лихо и со всей полнотой погружая его в воспоминания родного города, что мужчина с силой сжал подлокотники своего кресла, ощущая, как мелкая дрожь, начавшаяся еще в аэропорту Берлина, вдруг переросла в крупный озноб, больше похожий на возбуждение.

Он возвращался домой.

Мужской низкий голос пилота отчеканил краткий отчет о времени и погоде за бортом, пожелав приятного отдыха, и не преминул напомнить о том, что будет с нетерпением ждать новых встреч на борту авиакомпании Turkish Airlines. Самолет заглушил двигатели, и под равномерные слова старшего стюарда остальные двое выстроились в шеренгу, предоставляя право открыть дверь главному среди них.

Несколько пассажиров тут же выстроилось в колонну внутри узкого ряда между кресел, очевидно торопясь на следующие рейсы или по своим срочным делам, однако мужчина лишь молчаливо достал темные солнечные очки, задумчиво водружая их на нос, и продолжил внимательно смотреть в иллюминатор, глядя, как рабочие в салатовых жилетах со смотанными красными флажками в руках направляются в сторону самолета, перекидываясь словами.

- Вы не выходите? - вдруг услышал он приятный мелодичный голос, обращенный к нему.

- Я? - прогоняя картинки в своей голове, встрепенувшись, отозвался мужчина, одарив девушку стюардессу приятной улыбкой, ожидающей ответа, и только сейчас увидел, что салон самолета уже был абсолютно пустой. - Нет, нет, иду.

Профессор рывком поднялся с кресла, ухватывая кожаный портфель, и проследовал по коридору, предварительно извинившись за задержку.

На секунду, прежде, чем покинуть самолет, он задержал дыхание, а потом сделал глубокий выдох, будто подводя окончательную черту между двумя своими разными жизнями.

Он возвращался к себе.

Внутри телескопического трапа было душно. Нагретые жгучими солнечными лучами большие стекла удерживали спертый воздух, создавая парниковый эффект.
Уверенные, решительные шаги гасились мягким покрытием коридора.
С каждым новым шагом, сделанным по стеклянному коридору, мужчина ощущал нарастающее возбуждение, когда вдруг представлял себе пару широких юкк, растущих возле высокого белого каменного крыльца родительского дома, деревянную лавку с кованными черными ножками, обращенную к проливу, четыре серых, отделанных мрамором, колонны, предшествующие входу в здание суда.

Широкий зал прилета встретил его многообразием голосов, языков и красок одежды самой разной масти.

Пассажиры толпились у ленты выдачи багажа, некоторые расталкивали друг друга локтями, пытаясь первыми занять удобные для ухвата чемодана места, другие сновали в поисках нужных им рейсов, рассеянно всматриваясь в черные табло над каждой лентой.

Следуя давно укоренелой привычке, мужчина в момент увидел все, что его окружало: нетерпение матери, одергивающей вполне взрослого подростка за руку, который не спешил достать чемодан с ленты. Красные лаковые туфли блондинки в белом брючном костюме, спорящие с цветом ее сумки. Хиджаб, одетый не по правилам на девушку европейской внешности. Промахнувшегося с броском стаканчика от кофе молодого мужчину в зеленом поло.

Совершенно разные эмоции на лицах людей бросились ему в глаза ничуть не меньше, чем большого диаметра круглые светильники на потолке.

С легкостью обнаружив нужную ему вращающуюся полосу, профессор подхватил последний серый чемодан, все еще оставшийся на ней, водрузив его на четыре колеса, и проследовал мимо зоны таможенного оформления в сторону основного зала необъятного аэропорта Стамбула.

Стеклянные двери разъехались в сторону, позволяя Кывылджим снова обратить свое пристальное внимание в поток людей, грузной толпой со смесью самых разных эмоций - от радости до явной скорби - выходящих навстречу со старейшим городом мира. 

Буквально пару минут назад она, со своим воинствующим видом, ничуть не отличающимся от ее характера, влетела в здание аэропорта, выискивая привычным напряженным взглядом табло прилета. Опаздывать в ее планы не входило, равно как и глупо топтаться на месте в ожидании.

Заставлять ждать она могла только одного человека, который еще два дня назад отобрал у нее одно из громких дел, обличая это в услужливые слова заботы о ее временном графике и внеплановой переработке.
Странно, как такой умный и проницательный мужчина мог поверить, что его глупые отговорки о нелепой усталости госпожи прокурора смогут скрыть истинные причины, по которым дело Адлета Кайя вдруг оказалось в руках ненавистного ею прокурора Шифаджегиля, известного своей прямолинейностью, переходящей в отчетливую тупость в ведении сложных дел.

Она прокололась и знала это.

Однако поверить, что кто-то еще, кроме, пожалуй, ее отца, мог проявлять к ней заботу, пусть и скрытую под маской, было выше доступного ей понимания мужчин в современном обществе.

Стеклянные двери снова открылись, и навстречу ей буквально вывалилась целая толпа молодых людей в кричащей неоновыми цветами одежде, громко и беззаботно переговаривающихся на иностранном языке, по очевидности напоминая немецкий, знаний которого у госпожи Арслан почти не было.
Совершенно не замечая ее, громкоголосая толпа проследовала мимо, озаряя весь огромный зал своими радостными возбужденными возгласами, направляясь в сторону выхода.

Следующими была семейная пара, по очевидности совершенно беззаботная: по крайней мере, Кывылджим состроила глаза в потолок, когда увидела, как заботливо и даже слишком нежно мужчина поправляет своей спутнице воротник рубашки, одаривая ее поцелуем в лоб, после чего сияющая, как начищенное золото, женщина обвила свои руки на шее мужчины, с чувством прижимаясь к нему.
Выше понимания госпожи прокурора были не только законы, по которым жило мужское общество, когда находилось в отношениях с женщинами, но и проявления открытых эмоций женщины, способной превращаться из умного существа в подобие вот такой беззаботной бабочки, ведомой только своими гормонами.

Двери разъехались вновь, пропуская вперед высокого статного мужчину в темно-коричневой водолазке и синих зауженных джинсах.

Он шел в солнцезащитных очках, держа спину абсолютно прямо, будто атлант выделяясь среди остальных пассажиров рейса, следующих рядом с ним. На его плече повис кожаный коричневый портфель, такого же цвета и материала куртка была перекинута через ручку чемодана, который он катил возле себя. Уверенная поступь выдавала в нем решительного человека, а плавные, лишенные резкости движения подчеркивали уступчивость его характера.

Внезапно позади идущая женщина, все время одергивающая своего норовящего убежать от нее сына за руку, оступилась и со всего размаху своего пышного тела врезалась в широкую спину мужчины.
В мгновение обернувшись, он, вместо того, чтобы разразиться каким-либо ругательством, услужливо вернул равновесие женщине, поддерживая ее под локти, и тут же ухватил вертящегося юлой маленького русоволосого мальчика за руку, присаживаясь перед ним на колени и что-то благодушно ему объясняя, отчего на лице безобразника отразилась широкая улыбка, и, сквозь подернутую редкой сединой щетину, проявились очаровательные ямочки, делая мужчину слишком привлекательным для противоположного пола.

Кывылджим застыла в недоумении, не замечая, как ее левая бровь медленно ползет вверх без ведома хозяйки.

Тем временем мужчина, очевидно увидев ожидающую его женщину с густыми каштановыми волосами, которые под проникающими сквозь большие стекла панорамных окон солнечными лучами казались почти огненными, поспешил к ней, в пару шагов преодолевая расстояние между ними.

Прямо перед ним стояла женщина с копной густых волос, спадающих на плечи крупными волнами. В глубоких оценивающих его глазах, несмотря на все старательно скрываемые за маской хладнокровия и железной выдержки эмоции, полыхал огонь. 

Первое, что пришло ему на ум, когда его глаза, вовремя спрятанные за темными стеклами очков, скользнули вниз по ее декольте в коричневом топе с позолоченными пуговицами, была мысль о том, что они вряд ли смогут сработаться вместе.
Темно-синие джинсы-клеш, подчеркивающие ее стройные ноги, еще на секунду приковали его внимание, когда, почувствовав неловкую паузу, профессор, ухватившись за душку очков слегка спустил их по переносице, открывая женщине, стоящей напротив и, пожалуй, слишком близко - так, что он чувствовал нежный сладковатый аромат ее духов, - свой теплый взгляд карих глаз.

Пухлые губы женщины слегка дрогнули, и мужчина тут же ощутил напряжение, волной пробежавшее по его телу.

- Госпожа прокурор? - спросил профессор бархатным мягким низким голосом.

Женщина буквально на секунду опустила подчеркнутые глубокие глаза вниз, прежде чем протянуть ему руку навстречу.

- Кывылджим Арслан, - вкладывая ладонь в его теплую руку, сказала она почти уверенным тоном.

Мужчина иронично улыбнулся, коронно вскидывая бровь и оценивающе сверкая глазами, и мгновенно ответил:

- Омер Унал, психолог-криминалист к Вашим услугам, Госпожа Прокурор.

_________________

Ух, дорогие❤️ Интересно даже, что скажете.
Не стесняйтесь проявлять эмоции в комментариях)
Какие из ваших ожиданий оправдались, какие не очень. А может, был эпизод, который приятно удивил?