the first gestures of attention
Следующие несколько дней Феликс жил в состоянии приятного томления, предвкушая новую встречу. Мысли о Хёнджине, о случайном столкновении, о предстоящем сюрпризе не давали ему покоя. Он перебирал в памяти сотни рецептов, экспериментировал с различными ингредиентами, часами пропадая на кухне, словно алхимик, ищущий формулу идеального напитка. Он хотел создать нечто уникальное, нечто особенное, что отражало бы всю гамму его чувств, всю искренность его намерений.
Вдохновение, как это часто бывает, пришло неожиданно, во время ночной прогулки по парку. Феликс, бредя по аллеям, освещенным мягким светом фонарей, вновь вспомнил усталый, печальный взгляд Хёнджина и решил создать напиток, который поможет ему расслабиться, хотя бы ненадолго забыть о тяготах славы и обрести внутреннюю гармонию.
Он долго колдовал на кухне, смешивая в блендере свежие, сочные ягоды малины и ежевики, добавляя ложку ароматного меда, щепотку пряной корицы и каплю лавандового сиропа, чей тонкий аромат навевал мысли о спокойствии и умиротворении. Затем он залил все это горячим, взбитым в пышную пену молоком, создавая напиток нежно-розового цвета, с завораживающим ароматом ягод и лаванды.
Феликс назвал его "Кассиопея" – в честь Хёнджина, который, несмотря на свою блистательную карьеру и всеобщую известность, казался ему далекой, недостижимой звездой, мерцающей в ночном небе.
На следующий день Хёнджин, словно по расписанию, появился в "Melody of Taste" во второй половине дня. Он был одет, как обычно, во все черное, но на этот раз на его лице не было привычной маски угрюмости. Он даже приветливо улыбнулся Феликсу, занимая свой излюбленный столик в углу.
Феликс, стараясь справиться с волнением, подошел к нему.
– Сегодня у меня для вас кое-что особенное, – произнес он, стараясь, чтобы его голос звучал ровно и уверенно.
Хёнджин вопросительно поднял брови, явно заинтригованный.
Феликс вернулся за стойку и с особым старанием принялся готовить "Кассиопею". Его движения были медленными и точными, он словно проводил священный ритуал, вкладывая в каждый жест частичку своей души.
Когда напиток был готов, Феликс, бережно держа в руках чашку, словно драгоценный артефакт, подошел к столику Хёнджина.
– Это мой авторский рецепт, – сказал он, стараясь не встречаться с Хёнджином взглядом. – Я назвал его "Кассиопея". Надеюсь, вам понравится.
Хёнджин с любопытством посмотрел на чашку. Напиток выглядел действительно волшебно: нежно-розовый цвет, воздушная пенка, посыпанная тонким слоем серебристой пудры, создавали ощущение чего-то волшебного, неземного. Он осторожно поднес чашку к губам и сделал небольшой глоток.
На его лице отразилась смесь удивления и искреннего удовольствия.
– Это… это восхитительно, – произнес он, его голос звучал чуть хрипловато. – Что это?
Феликс с облегчением выдохнул, напряжение, сковывавшее его, наконец отступило.
– Это смесь ягод малины и ежевики, с добавлением меда, корицы и… капли лавандового сиропа, – ответил он, чувствуя, как легкий румянец вновь окрашивает его щеки. – Я хотел приготовить что-нибудь… успокаивающее.
Хёнджин улыбнулся, и эта улыбка, теплая и искренняя, осветила его лицо, словно луч солнца.
– Тебе это удалось, – сказал он. – Спасибо.
Он сделал еще один глоток, закрыв глаза, словно смакуя каждый нюанс вкуса. Феликс наблюдал за ним, чувствуя, как внутри разливается приятное тепло, ощущение спокойствия и умиротворения. Он был счастлив, что смог порадовать Хёнджина, что его напиток принес ему хотя бы немного радости и покоя.
– Знаешь, – сказал Хёнджин, открывая глаза, – Ты действительно особенный. Никто раньше не делал для меня ничего подобного.
Феликс смутился еще больше.
– Я просто хотел сделать что-нибудь приятное, – пробормотал он, отводя взгляд. – Я рад, что вам понравилось.
Хёнджин поставил чашку на стол и посмотрел на Феликса долгим, внимательным взглядом, в котором читалось нечто большее, чем просто благодарность.
– Ты мне интересен, – произнес он, и его голос звучал низко и бархатисто. – Очень интересен.
Сердце Феликса забилось чаще, словно предчувствуя что-то важное, что-то, что может изменить его жизнь навсегда.
– Мне… мне тоже, – тихо ответил он, наконец осмелившись встретиться с Хёнджином взглядом.
⦁
С того дня, как Феликс угостил Хёнджина "Кассиопею", атмосфера в "Melody of Taste" словно преобразилась. Солнечные лучи, проникающие сквозь большие окна, казались ярче, музыка звучала мелодичнее, а аромат кофе – более насыщенным и манящим. И все это, как думал Феликс, благодаря Хёнджину.
Хёнджин стал завсегдатаем кофейни. Его визиты превратились в неотъемлемую часть ежедневной рутины Феликса, в то, чего он ждал с нетерпением, с замиранием сердца. Хёнджин неизменно занимал свой любимый столик в углу, заказывал исключительно "Кассиопею" и, если позволяло время, оставался на несколько часов, погружаясь в чтение книги или просто наблюдая за суетой улицы за окном, его темные глаза словно впитывали в себя каждый момент, каждую деталь окружающего мира.
Но самое главное – Хёнджин начал уделять Феликсу гораздо больше внимания. Раньше их общение ограничивалось короткими, формальными фразами, дежурными приветствиями. Теперь же Хёнджин расспрашивал его о работе, об увлечениях, интересовался его мнением о музыке, фильмах, книгах, делился своими мыслями, переживаниями, рассказывал о трудностях и радостях своей звездной жизни. Их разговоры становились все длиннее, все более откровенными, и Феликс чувствовал, как между ними постепенно возникает невидимая, но прочная связь, основанная на взаимном уважении, доверии и… чем-то еще, неуловимом и пока еще непонятном.
Хёнджин оказался удивительно внимательным слушателем. Он словно впитывал каждое слово Феликса, запоминая мельчайшие детали их разговоров. Он помнил имена его учеников, их особенности, их успехи и неудачи. Он знал, какую музыку предпочитает Феликс, какие книги читает, какие фильмы смотрит, какие места в Сеуле ему нравятся. Феликс, привыкший к тому, что его редко слушают по-настоящему, чувствовал себя особенным, важным, нужным. Впервые за долгое время он ощутил, что его видят, слышат, понимают.
Кроме того, Хёнджин начал делать ему комплименты. Сначала робкие и неуверенные, словно он боялся спугнуть хрупкую бабочку их зарождающейся дружбы. Но со временем комплименты становились все более смелыми и откровенными. Он восхищался тем, как ловко Феликс управляется с кофемашиной, с какой легкостью и изяществом он взбивает молоко, создавая на поверхности капучино замысловатые узоры, как искренне и ярко он улыбается. Ему нравился необычный, небесно-голубой цвет волос Феликса, россыпь веснушек на его щеках, мягкий, мелодичный голос.
Феликс, привыкший к скромной жизни, к отсутствию внимания, краснел от каждого комплимента, смущенно отводя взгляд. Ему казалось, что он недостоин таких слов, что Хёнджин просто шутит или пытается быть вежливым. Но где-то в глубине души теплилась надежда, что это не так. Он видел искренность в темных глазах Хёнджина, слышал теплоту в его голосе, чувствовал заботу в его неловких, но таких приятных жестах.
Но самым загадочным и волнующим в их негласном диалоге были рисунки. Каждый раз, расплачиваясь за "Кассиопию", Хёнджин оставлял на чай не только купюры, но и небольшую бумажную салфетку, на которой был изображен какой-нибудь странный, абстрактный рисунок. Это были замысловатые композиции, состоящие из переплетения линий, кругов, треугольников, квадратов. Феликс часами разглядывал эти рисунки, пытаясь понять их скрытый смысл, расшифровать тайное послание, но так и не находил ответа. Они казались ему фрагментами неизвестного языка, ключом к тайне, которую он не мог разгадать.
Постепенно рисунки стали более конкретными. На них появились изображения цветов – нежных лилий, ярких подсолнухов, изящных орхидей; животных – грациозных кошек, верных собак, экзотических птиц; небесных светил – яркого солнца, таинственной луны, мерцающих звезд. Феликс все больше убеждался, что Хёнджин пытается сказать ему что-то важное, но он все еще не мог расшифровать этот немой язык рисунков. Он чувствовал себя путешественником, заблудившимся в дремучем лесу, который видит вокруг себя знаки, указатели, но не может понять их значение.
И вот однажды Хёнджин нарисовал стрекозу. Маленькую, изысканную, детально проработанную стрекозу, точно такую же, как татуировка на его запястье. Увидев этот рисунок, Феликс почувствовал, как его сердце замирает на мгновение, а затем начинает биться чаще, словно птица, бьющаяся в клетке. Он понял, что этот рисунок – не просто случайность, что он имеет какое-то особое, скрытое значение. Это был не просто намёк, а прямой сигнал, зов, который он не мог проигнорировать. Стрекоза, символ легкости, изящества, преображения, словно шептала ему: "Обрати внимание, не бойся, сделай шаг навстречу".
Феликс был в полном замешательстве. Смущение переплеталось с волнением, страх с надеждой, любопытство с опаской. Он не понимал, что происходит, что чувствует к нему Хёнджин и чего он ждет от него. Он словно балансировал на грани, между мечтой и реальностью, между страхом и желанием.
Ему казалось, что он оказался в волшебной сказке, где все возможно, но где также таится множество опасностей. Он боялся разрушить эту сказку неосторожным словом, неправильным жестом, боялся спугнуть хрупкую птицу счастья, которая только-только начала вить гнездо в его душе.
Но, несмотря на страх, его неудержимо тянуло к Хёнджину. Он хотел узнать его лучше, разгадать все его тайны, понять его чувства, прикоснуться к его душе. Он хотел быть рядом с ним, наслаждаться каждым мгновением, проведенным вместе, чувствовать его тепло, его близость.
Феликс понимал, что эта история может закончиться печально, что он может сильно пострадать, но он не мог противиться зову своего сердца. Он был готов рискнуть всем, чтобы узнать, что ждет его впереди, какой сюжет напишет для него судьба.
Каждый день, когда Хёнджин входил в "Melody of Taste", Феликс замирал в предвкушении. Он ждал комплиментов, разговоров, рисунков. Он ждал знака, который подскажет ему, как поступить, куда двигаться дальше. Он ждал любви, которая, казалось, уже стояла на пороге его жизни, протягивая к нему свои руки.