Седьмой осколок

Снова все испортила. Снова она – полное разочарование. И снова... да, даже предполагать бессмысленно, что скажет мать. Если спустя шестнадцать лет она только-только пошла на примирение, то после смерти ее любимого сына полностью откажется от дочери-монстра. Сотрет из своей жизни, как ошибку.

Бен тоже не против себя стереть. Да, так и надо. Она начала идти по головам ради своей цели. Но правда ли она оправдывает средства? Так ли надо выжить самой за счет смерти своего брата? Главной опоры, поддержки. Любимого. Ценного. Такого же, как и она, но в то же время такого... другого. Он был более вспыльчивым, смелым, но безрассудным. А Бен всегда была осторожной и пугливой. Всегда они дополняли друг друга, а теперь...

Чувство, что именно у нее пролетает вся жизнь перед глазами перед встречей с матерью, а не у Жени перед смертью. В голове за секунду всплывают воспоминания. Самые разные. Как хорошие, так и плохие. Как они с Женей спасались от «собачьей свадьбы». В детстве им казалось, что было именно такое событие, хотя на деле это просто стая бездомных собак. Вспоминает, как они каждое утро ели овсянку с малиной у бабушки. Как в деревне недалеко в лесу играли в войнушку и в конце все ноги были обожжены крапивой. Как они не любили одинаково одеваться, но мама, почему-то заставляла. А после, когда привыкли к этому, любили всех разыгрывать этим маневром. Вспоминает тихую колыбельную из самого детства, которую мама пела при бессонной ночи Жени. Именно он плохо спал. и всегда просыпался от кошмаров.

А теперь он никогда не проснется.

Груз ответственности каменным одеялом лежит на плечах Бен. Она его подставила! Осознанно попросила сделать себя похожей на него! От осознания хочется рвать волосы на голове, задохнуться, расчесать руки до крови. От паники. Самого настоящего ужаса и страха. От тошноты. От самой себя.

Бен бежала домой настолько быстро, как могла. Да, довольно далеко, но на общественном транспорте будто будет невероятно долго. От ветра слёзы моментально высыхают на щеках. От бурных эмоций и адреналина в крови девушка почти не устает. Чувство, что готова бежать марафон. Лишь дыхание сбивается. Ее возненавидит мать. Ее возненавидит Лиза. Бил. Даже Миша. Все!

В голове все мысли смешались в кашу. Невкусную и с комочками. Убийство брата – это одновременно и вынужденная мера, и серьезная ошибка. Если бы Бен не лезла в запутанный клубок с загадками отражений, то он был бы жив. Но сама девушка, скорее всего, умерла бы. Хотя, с чего она решила, что, к примеру, Кай не смог бы все решить сам? Если бы Бен его не запутала, то он бы убил Максима и воскресил всех. Но Рубко повела его по ложному следу. Захотела поиграть в героя, да? Хотя нет, не так. Эгоистично захотела спасти свою шкуру. Не была бы ты отражением гордыни... можно было бы все скинуть на то, что захотела выделится. Захотела славы, стать главным героем. Как иронично... кори себя до конца жизни, Бен. Либо отойди в мир иной.

Спустя десять минут Рубко стояла возле входной двери. Она глубоко вдохнула, аж до боли в легких, готовясь войти. Словно только боль поможет приглушить хотя бы малую часть острых эмоций, которые разрывают изнутри. Дверь отворилась довольно тихо. Девушка скользнула внутрь, словно призрак. Невидимый, бесшумный. Лишь сбивчивое дыхание выдавало страх. Оно гремело в тишине. Медленно она поднялась в комнату брата.

Лежат. Мертвые. Каково это осознавать, что ты почти что своими руками убила собственного брата?

Рядом на коленях сидит мать, сгорбившись так, что кажется, спина вот-вот сломается. Не издает ни звука, но по щекам текут горькие материнские слезы.

Бен села рядом и обняла ее. Прекрасно понимает, как маме нужна поддержка. Каждому человеку нужна опора в трудную минуту.

Она обязательно расскажет, что это именно по ее вине умер брат. Одновременно и страшно говорить, и словно хочется, чтобы возненавидели. Да, так ей и надо. Это из-за нее мама плачет, это из-за нее Женя больше никогда не засмеется, не заплачет, не разозлится. Это все из-за ее страха, любопытства. И решительности.

Поздно отступать.

— Я видела на трансляции, как все произошло... — начала Ева издалека. — Мам...

Опустошенным, полумертвым взглядом она посмотрела на дочь. Еве кажется, что она еще никогда не видела мать такой. Одновременно злой и отчаянной. Ее взгляд словно пригвоздил к месту, лишил голоса. Он звучал как немое предупреждение: не время говорить про то, чья вина на самом деле. Если рассказать сейчас, это станет третьим ударом от Евы. Самым острым нож предательства.

— Этот человек... Кай. Хотел убить меня. Но перепутал... — выдавила из себя отражение.

Ева мгновенно зажмурилась, ожидая сильный удар по лицу. Но... нет, такого не последовало. Ледяная рука жестко и крепко схватила девушку за ухо и выволокла из комнаты. Конечно, ругаться надо не здесь. Ни при мертвых.

В коридоре раздался громкий хлопок по лицу. На щеке осталось большое красное пятно от пощечины. Острой и холодной. Стараясь не разрыдаться прямо здесь, мать подбирает слова, хотя обычно она все выпаливает, как из ружья. Быстро, без предупреждения и больно.

— Лучше бы он не перепутал... — Она подняла голову вверх, чтобы хоть как-то остановить слезы. — Снова... и снова ты все испортила...

— Прости, прости пожалуйста, прости... — Ева не может сдержать истерику. Голос чуть ли не переходит на крик. — Я не хотела, я правда не хотела! Я бы никогда не пожелала ему такого! Мама, правда! Мама, пожалуйста!

От слез Ева уже задыхается. Сколько слов хочется сказать в свое оправдание. Хотя чем поможет фраза «я думала, он не убьет, когда подставляла брата»?

Ева попыталась обнять маму, но та так жестко ее оттолкнула, что Смолова младшая врезалась в стену. Сама же глава семьи стремительно спустилась вниз.

Бен чувствует себя ребенком, который натворил много глупостей. Как, например, тогда, когда в детстве разбила мамины духи, из-за чего та наказала дочь молчанием. Это было впервые. Девочка тогда весь день, но приходилось одновременно с этой истерикой заниматься домашними делами: сделать задание в школу, убраться в комнате, помыть посуду. Хныча, ревя, вытирая сопли рукавом, но все делала. А мать молча наблюдала. Может, в душе она ликовала от такого эффективного метода воспитания. Может, ей было очень стыдно. Но сейчас ситуация повторяется: хныча, ревя, но Ева сейчас все сделает.

Она тихо зашла назад в комнату Жени. Как бы не было тошно от крови и мертвых тел, как бы не было больно от потери самого близкого человека, но...

Ключи Кая от номера в отеле необходимо найти. Он же сюда приехал не просто так. Раз для ритуала воскрешения нужна смерть убийцы, а Кай как раз «такого» и убил... то и текст должен быть где-то здесь, в городе.

Бен чуть не вывернуло наизнанку, когда она начала рыться по карманам парня. Параллельно с этим она каждую секунду оглядывалась на дверь. Паранойя съедала девушку, обгладывала до костей. Словно дикий голодный зверь в лесу, который впервые за долгое время нашел добычу.

Наконец, они нашлись. Ключи. Один, который не был на связке с остальными, был явно от номера в отеле. Какого именно разобраться лучше потом. Второй ключ был маленьким, словно от какого-то сейфа. Последний же был, скорее всего, от квартиры: квадратный, железный. Девушка взглянула на тело брата, и истерика нахлынула новой, более мощной волной. Это было самое настоящее цунами. Бен кричала так громко, так отчаянно... кажется, слышали все. Не только мама с Лизой, но и соседи. Может, даже призрак или дух Жени.

— Если призраки есть, то прости меня! Прости, пожалуйста! Я не хотела! Нет, нет, нет! — Она глубоко вдохнула. Воздуха не хватает. Все тело дрожит. С новыми силами она продолжила свой хриплый отчаянный крик: — Я не знала, что так выйдет! Если бы я знала... я бы ничего не делала!

И... все. Следующие пять минут Бен не проронила ни слова. Почти полная тишина: лишь всхлипы и рыдания разбавляли ее. А если бы не она? А если бы она не подставляла? Можно же было придумать что-то, чтобы Женя не умер. Неужели Бен настолько было плевать на него? Она даже не поменяла план, не попыталась. Если она выживет... никогда себя не простит. Как и мать. Как и Лиза.

А Лиза... Выплакав все последние крупицы слез и вытерев мокрые щеки рукавом, Бен вышла из комнаты. В ту же секунду на нее накинулась сестра. В самом натуральном понимании этого слова. Никогда еще она не пыталась толкать кого-то, тем более старшую. Гнев, ярость, а главное – обида. Эти чувства переполняют ее.

— Так это из-за тебя? — Какой бы сильной и стойкой не хотела казаться Лиза, слезы предательски катятся по щекам, скапливаются на подбородке и капают на пол. — Мне мама рассказала! Я... ты... пожалуйста, скажи, что это ложь! Случайность!

Можно соврать, и в эту сладкую ложь Лиза с охотой поверит. В ее голове не может уложиться тот факт, что Бен – убийца брата. Своего близнеца. Но... нет. Как бы не было больно, стоит сказать правду. Она и сама себя винит. Наверно даже сильнее, чем кто-либо другой.

— Это не случайность... но я и не собственноручно это делала! — Почему-то вдруг показалось, что именно это – самое главное уточнение. Что кровь, чисто технически, не была на руках Бен. Она осталась только на ее сердце. Засохла, затвердела, навеки приросла. И ничто ее не смоет.

— Я... — Лиза всхлипнула и вытерла слезы ладонями. Какие-то шестеренки активно крутятся в ее голове. Что-то переваривается, укладывается. И спустя несколько секунд раздумий Лиза сказала: — Я не хочу, чтобы ты была моей сестрой... Ева не такая!

Даже отрицать ничего не хотелось. Бен уже сама вычеркнула себя из семьи. Такая, как она, не имеет права носить фамилию «Смолова». Несколько лет она открещивалась от нее. Был неприятен сам факт того, что она как-то связана с матерью. А теперь... теперь стало так больно.

Сделать глубокий вдох. Зажмуриться. Стандартная инструкция. Бен словно готовилась получить пощечину. Но ее не последовало. Был только звук босых ног, который отдаляются. Комната Лизы захлопнулась.

В отличие от младшей сестры, Бен вошла в свою комнату тихо. Если первая хотела всем продемонстрировать свою обиду, то вторая – как можно тише скрыться. Навсегда. В школьный рюкзак она собирает все самые необходимые вещи: пару футболок, несколько пар штанов, носки. Ключ от отеля, зарядку для телефона и кошелек она положила во внутренний карман. Конечно, она положила и свой черновик. Не хотелось бы, чтобы его еще кто-то видел.

Побег. Самый действенный выход из любой ситуации. Уже не раз он выручал. Но есть маленькая надежда, что сегодня он будет последним. А дальше либо все наладиться, либо Бен падет к остальным отражениям. Девушка в последний раз окинула взглядом комнату, пытаясь запомнить все до мельчайших деталей. Сколько же здесь хранится воспоминаний. Осознание этого пришло только сейчас... Стены, которые снизу под столом исписаны. Чтобы мать не заметила. Когда Еву наказывали, она любила выражать свои мысли именно там, словно на зло чистоте и порядку. На потолке сияют наклейки-звездочки, которые весь день накапливают свет, а ночью и вправду складываются в завораживающие созвездия. Когда-то их подарила Лиза на день рождения. На столе много клякс от красок, штрихов от маркеров и не стертые следы карандашей. Они с Женей почему-то очень хотели научится рисовать комикс сразу двумя руками, но ничего не получалось: все попадало мимо бумаги.

Попрощавшись не только с комнатой, но и с прошлой жизнью, Бен тихо вышла. На цыпочках, чтобы лестница даже не подумала заскрипеть, она спустилась вниз.

— Ты куда?! — Как назло именно сейчас мать решила пойти на кухню из зала.

Но это не важно. Последний рывок. Бен без промедления рванула к двери. На улице она неслась, не глядя на дорогу. Кажется, она так быстро не бежала еще никогда. А теперь куда? Где ей жить? Куда деться?

Спустя некоторое время она остановилась отдышаться. В висках пульсирует. Обернувшись, в голову ударило новое удивление: никто не бежал за ней. Это, конечно, хорошо. Так можно спокойнее обдумать план дальнейших действий. Но, с другой стороны, это еще раз показывает, что семье все равно, что Бен решила сбежать из дома. А в голове мелькала мысль, что ее могут попытаться остановить. Сказать: «Нет, Бен! Нет, Ева! Ты нам все еще и дочь, и сестра. Ты – наша семья». Но теперь точно известно: никакой семьи больше нет. Ни мамы, ни папы, ни сестры, ни уютного дома.

Страх все еще сковывает не только мысли, но и мышцы. А если вызвали полицию? Вдруг за ней уже выехали? Вдруг сказали не просто, что ребенок сбежал из дома, а что этот ребенок – убийца? Вдруг ее уже пытаются поймать? Вдруг? А вдруг?!

В кармане завибрировал телефон. «Мама» – сразу пронеслась в голове устрашающее предположение. Но на экране было, как кажется, самое счастливое имя. Которое дает надежду, наполняет спокойствием: «Миша».

— Ало, Миша! —У Бен не было ни времени, ни сил позволить Мише сказать первое слово. — У меня проблемы! Можно я к тебе приду, прошу!

— Да, без вопросов...

— Можешь со мной поговорить, пока я иду к тебе? — Как же Бен пугает перспектива остаться один на один со своими мыслями. Они режут самое сердце. Самые чувства. Именно они сейчас могут убить человека внутри. Плохого, гнилого, но человека. Или же не совсем человека? Скорее уж монстра.

— Без вопросов. Ну... Я увидел в новостях новости, ну... про стрим. — Голос парня был нервным: слегка дрожал.

— Я... — В горле пересохло. Что подумает Миша, если узнает про ее причастность и ко второй смерти? — Это из-за меня...

— Вот как... — Долгое и напряженное молчание. Оно ощущалось чуть ли не физически. В груди отдавало ноющей неприятной болью. — Если вкратце, то, ну, почему это из-за тебя?

— Мне... мне не хотелось, чтобы меня раскрыл Кай, поэтому я... я скинула на Женю все. — По щеке пробежала горячая слеза. Девушка посмотрела по сторонам, оценивая, сколько рядом лишних ушей. На всякий случай она стала говорить на порядок тише. — Точнее, мне вообще нельзя было попадаться перед Каем. Нельзя было, чтобы он убил меня. Прошу, пойми меня!

— Я попытаюсь понять тебя, правда... только давай обсудим это дома, вот. Окей?

Остальная дорога до Миши была наполнена различными бессмысленными разговорами. Только чтобы отвлечься. Миша рассказал про то, как несколько лет ходил в художественную школу. Рисовать он не любил, но мама очень хотела, чтобы ее сын хоть чем-то занимался. В итоге ей очень понравились картины. Несмотря на свою любовь к минимализму и эстетике, в ее комнате висели все рисунки, даже самые неудачные. Этим Миша очень гордится. Ему важна поддержка мамы, такое выражение любви. Бен, в свою очередь, рассказала про свои черновики. Как решила выйти из зоны комфорта и показать их матери.

Девушка даже не заметила, как скоро подошла к дому нового друга. На лице давным-давно сияла улыбка. Кажется, что щеки сейчас заболят. Она пришла в то место, где ее сначала выслушают, и только потом подумают об осуждении. Заварят чай, приготовят обед. Успокоят, примут. И все будет лучше, чем дома. Точнее, в бывшем доме.

То, что Миша заботливо все подготовит было ясно с самого начала: на столе уже стоял горячий зеленый чай. Сердце не колотится так лихорадочно, как раньше, а боль отчаяния стала меньше.

— Бен, слушай... — Миша нервно стучит пальцами по столу и сверлит в нем дырку взглядом.

— Я могу рассказать, почему так произошло... — Она сделала большой глоток чая, словно специально пытаясь обжечь язык и горло. — Кай узнал меня. Как оказалось, на кухне была камера, которая...

— Я понял, — остановил ее Миша. Не хотел, чтобы отражение вновь погружалось в те травмирующие воспоминания.

— Так вот... Бил сказал, что это был Женя, а не я. Сказал, что ночью я была с ним, а Женя... ну, возможно Кай спутал меня и Женю. Бил пригласил меня в кафе познакомится с Каем, но все перетекло в это!

—Ты подстриглась для этого? — Эта мысль больше всего напрягла Мишу, а еще сильнее начал напрягать утвердительный кивок Бен.

— Мне казалось... точнее... — Она закрыла лицо руками. Холодные пальцы охлаждали щеки, которые начали гореть от стыда. — Я считаю, или пытаюсь считать, что надо идти по головам. Я никогда так не делала, никогда! Но я... я не знала, как еще... как сделать все безопаснее для себя...

Чужая рука мягко опустилась на ее плечо. Подняв взгляд, Бен увидела глаза Миши. Никогда бы девушка не могла подумать, что чьи-то глаза могли так отчетливо выражать беспокойство, заботу, тревогу и разочарование одновременно.

— Мы все совершаем ошибки... — тихо начал он, — однако, ну... ты сделала серьезную ошибку. Очень. Мне правда жаль тебя, правда. Я вижу, что тебя совесть, ну, так и поедает изнутри... мне было бы очень неприятно сидеть рядом с тобой, если бы ты говорила это с гордостью, вот. Я правда надеюсь, что эти жертвы окупятся. И ты больше не совершишь таких ошибок...

— Если я совершу их вновь, после всей этой кровавой заварушки, то не прощай меня. Я сама себя тогда не прощу. — В уголках глаз скопились слезы. Но Бен не давала им создать реки. Глубокий вдох. — Спасибо за все, правда...

— Я тогда пойду постелю тебе. Пока ты, ну... чай допиваешь, успокаиваешься.

—Я с тобой. Чай с собой возьму. Я очень не хочу оставаться одна сейчас, прости.

— Я же не обижаюсь, Бен. Все в порядке, вот. Тогда идем.

В зале девушка села на пол, облокотившись об стену. Хоть Миша и был против данной локации для посиделок, но ничего поделать не мог.

— Что будешь делать дальше? — Спросил парень, взбивая подушку.

— Пока думаю... — Бен отхлебнула чай, размышляя, что же рассказать Мише. Пока что в планах одно – не врать новому другу. —Думаю, мне надо в отель, где остановился Кай. Он... короче, он пришел и убил... — Глубокий вдох. Голос задрожал. — Когда и сам умер... ну, я порылась в его карманах, нашла ключ от отеля. Думаю, там должно быть что-то полезное. В его вещах.

— Ты уверена, что там будет что-то, ну... полезное? Вдруг он ничего не брал с собой. — Миша начал стелить простыню.

— Тогда будет грустно. И я умру, если не узнаю нужную информацию...

— Какая тебе информация нужна? Может, я смогу помочь, типо?

—Наверно... мне пока что не нужна помощь. Думаю, я сама смогу до всего дойти. Хотя... — Бен словно осенило. — Мне надо попасть в гостиничный номер Кая тихо и скрытно. Но я могу это сделать только с помощью того, что войду в зеркало. Там меня никто не увидит. Но при этом я не смогу открывать двери.

—Ведешь к тому, что я, ну, должен открывать тебе двери? — Миша посмотрел на подругу. Та тихо кивнула в ответ. — Уверена, что там еще не было полиции?

— Я надеюсь на лучшее... правда.

— Тогда... — Миша сел на уже застеленную кровать и подпер голову руками. Ее словно окутали ветви раздумий: как же все провернуть? Какие-то оставались пусты, но одна дала сладкий плод: — Я думаю, что мне лучше всего забронировать номер на том же этаже, что и Кай. Тогда я смогу, типо, незаметно открыть его номер.

— А камеры? Наверно, на этаже они есть. Они заметят тебя и тогда у тебя уже будут проблемы...

—Давай я толстовку с капюшоном надену. Если меня потом найдут, то, ну... ужасно, опасно. Но я других вариантов правда не вижу. Я готов рискнуть, типо.

— Ты так много делаешь для меня...

— Если я не буду этого делать, то меня задавит совесть. Вот. — Он переместился к Бен на пол. — Просто доверься. Так?

— Спасибо большое... правда... я надеюсь, из-за меня ты не пострадаешь... — Девушка поставила чай на пол, подтянула ноги к себе и обняла их. — мне кажется, я всех гублю. Изи, Женю... Я надеюсь, что ни с тобой, ни с Билом так не будет.

— Все будет хорошо. Поверь. Ну, со мной точно. — Он достал телефон и начал бронировать номер в том отеле. — Давай пойдем завтра рано утром. Вдруг успеем, ну... типо. Так, на каком этаже он?

— Так... — Бен достала номерок из кармана и осмотрела. — Двести второй... Значит, второй этаж. Хорошо, пошли утром. Мне потом еще надо будет с Билом поговорить.

— Решилась? — Миша оторвался от телефона и посмотрел на нее с улыбкой.

— Да. Поздно что-то скрывать. Я не успела объяснить, что я тоже отражение. Но я сказала, что из-за них я тоже умру.

— Это звучит, ну, резковато. Ты уверена, что Бил виноват в этом всем?

— Вообще не уверена. Я на эмоциях сказала. Он начал ругаться на меня, я на него... наверно, я устала терпеть. Не знаю... я надеюсь, что он доверится мне. И после воскрешений мы все хорошо обсудим.

После воскрешения... а если его не будет? Вдруг Бен не успеет? А если и успеет, то ей тоже надо умереть. Она уже убили Изи! Повелась на слова Максима и теперь поставила себя под удар. Либо умрут все, либо умрет Бен. Либо не воскрешать Изи. Но... это звучит ужасно. Просто отвратительно. Либо – всех, либо – никого. Так решила Бен.

Она не уверена, стоит ли говорить Мише о всех нюансах ритуала. Нет, лучше умолчать. Так будет спокойнее и проще.

— Слушай, — вдруг неловко начала Бен. — Я так внезапно напросилась к тебе переночевать... я тебя правда не нагружаю всем этим?

— Не волнуйся, мне не сложно помочь кому-то, вот. — Миша похлопал девушку по плечу и поднялся. — Предлагаю пойти спать. У меня завтра, ну... точнее у нас, но у меня. Короче. Мне ответили, что смогут только вечером меня заселить, и завтра утром, ну, позвонят и уведомят, во сколько.

— Проблема... Но ладно, надеюсь, времени хватит. Тогда спокойной ночи. Еще раз спасибо за всю помощь.

Миша ушел, а голова вновь наполнилась самым настоящим ураганом мыслей. Как Бен так просто начала доверять почти что незнакомому человеку? Почему она решила просить помощи именно у него, а не у лучшего друга? Она настолько не доверяет Билу? И насколько же это глупая и странная ситуация. Она снова здесь, в квартире Миши, переодевается в пижаму. И уже вторую ночь будет спать здесь. Скорее всего, она задержится даже на третий день. Завтра Бил умрет, семьи лишилась... остается только такой выход.

Только Бен опустила голову на подушку, как экран телефона загорелся. Это... она видела. Словно искры, из дисплея вылетают пиксели, складываясь в голограмму. Спустя несколько секунд она приобрела четкий человеческий контур. Максим.

— Что ты здесь делаешь? — От испуга и удивления Бен вскочила с кровати. Сна уже ни в одном глазу. Она с широко открытыми глазами пытается рассмотреть этого человека в темноте.

— Как же много интересного про меня рассказали, я поражен. — Он начал расхаживать по комнате. Свет так никто и не включил. Они словно оба подсознательно договорились: в темноте лучше. Не давая Бен задать вопрос «откуда ты узнал», Максим продолжил: — Ты же в курсе, что у тебя мало времени? Осталось меньше двух дней, а ты... плачешь, ноешь. И общаешься по душам с моим другом. Подобралась ко мне близко, но это не имеет никакого смысла!

— Ты пришел только это сказать?

— Возможно, это низко с моей стороны: говорить такое тебе. Той, которая уже замарала свои ручки, чтобы замарать их еще больше. Подставы, убийства!

— Ты и про это знаешь? Про Кая? — С сомнением спросила девушка. В ответ она услышала утвердительное мычание. — Я не понимаю, откуда...

— Четвертая стена.

— Все равно не понимаю. У меня к тебе еще вопрос... ты серьезно дашь себя убить?

— Ой, какая неудача! Мне пора идти! Ну что! Не хворай. Счастья, здоровья, всего самого-самого лучшего! У тебя все не получится!

Как он появился, таким же образом и распался. В самом натуральном понимании этого слова. Распался на пиксели. «Жаль, что так быстро», — подумала Бен. Впервые ей так сильно захотелось чем-то бросить в человека. С грусти и страха она переключилась на злость. Серьезно? Он пришел только для того, чтобы подразнить? Указать, что ничего не получится? Как бы это парадоксально не было, но из-за его слов захотелось стараться еще больше. Прийти к победе. К жизни. Утереть нос убийце отражений.

Бен рухнула на кровать. И как теперь уснуть? Самый эффективный выход, который она знала – просто считать. Когда ночами она долго крутилась и ворочалась, когда мысли устраивали самый настоящий кавардак в голове, то в порядок все приводили числа. Словно устроив генеральную уборку, они расставляли все по своим местам. Первая сотня дается легко, даже слишком. После нее кажется, что это глупый способ погрузиться в грезы. Но с каждой новой сотней считать все тяжелее: цифры начинают путаться, повторятся. И тогда приходит понимание, что скоро ты уснешь.

С одной стороны, ты права, Бен Рубко. Косвенно, но убить своего родного брата – залог собственной безопасности. Давай представим, что ты сохранила бы его жизнь, если бы не сдала. Что было бы тогда? Ответ очень прост: тебя бы убил сначала Кай, потом твой 1% жизни возрос до 100%. И на десерт тебя убил бы тот самый человек в маске. Кровавый зеркальный убийца. Он же, скорее всего, знает, что ты – отражение. Максим не полез бы в это болото, не зная, кем являются все отражения. Но вчера было важнее спасти себя от Кая. Женя стал живым щитом. Взял удар на себя. Ты счастлива, Бен Рубко, что у тебя есть еще дополнительный день, чтобы разгадать эту загадку? Пройти этот лабиринт. Распутать клубок из воспоминаний, секретов отражений и истории лечебницы.

С другой стороны, ты права, Ева Смолова. То, что ты совершила – аморально. Отвратительно. Гадко. Подставить самого родного человека! А помнишь, ты ведь всегда его как-то подставляла? То скидывала свои промахи на него, чтобы мать не наказала, то врала Лизе про что-либо, чтобы она не разочаровалась? Ты! Да, ты всю жизнь ужасно обходилась с братом. А все ради чего? Безопасности? Признания? Он к тебе со всей открытой светлой душой, а ты погубила это своей тьмой. И почему ты серое отражение, а не темное, Ева?

Всем встать, суд идет! Хотя, и вставать-то некому.

Две стойки, которые парят в воздухе. За одной стоит Бен Рубко – девушка с короткими неровно обрезанными волосами, в желтой футболке, с завязанным узлом на животе, и широких мужских штанах. Ее окружает темный ореол из негативных эмоций. Самым главным атрибутом является осколок. Пришла в зал суда сразу же с орудием убийства? Умно, аплодирую стоя. Взгляд холодный, уставший. По коже даже могут пробежать мурашки, ведь на тебя смотрит словно мертвый человек. Неужели это та часть личности, которая сидит глубоко внутри? Та, которая громко сказала: «Я буду идти по головам». Которую подавляет другая часть личности. Намного человечнее.

За второй стойкой в светлом, слегка светящемся тумане, ерзая и оглядываясь, стоит робкая Ева Смолова. С каре, за которое когда-то отчитала мать, в белой рубашке и теннисной юбке. Она смотрит на вторую, новую и неизвестную себя со страхом. Неужели это то, кем она является? Точнее та часть, которую просто не выпускает. Она была всегда. Всю жизнь. И если раньше Ева могла хоть что-то ей противопоставить, как-то победить, то в последние дни ничего не получается. Бен Рубко берет верх. И лишь из-за страха, из-за желания жить. Но кто этого не хочет?

— Только гордыня здесь не виновата, ведь ее отродясь и не было. — Голос эхом прокатился по всему этому месту. Где нет ни стен, ни потолка, ни пола. Он гулко отдал в стойки. — Кто прав? Кто виноват? В этом явно стоит разобраться. Но ясно одно: в моей смерти виновны обе.

Женя. Это был его голос. Обе проекции отражения гордыни вздрогнули. Кто-кто, но брат пугал обеих в одинаковой степени. Обе провинились, обеим стыдно.

— Убила меня Бен Рубко. Это можно было бы списать на эгоизм. Но... — кажется, если бы здесь была физическая версия Жени, то он точно сейчас бы ухмыльнулся. — Это же часть гордыни. Того самого греха, которого не может быть в этой душе. Так что... с уверенностью могу сказать, что данный ход – глубокое отчаяние. Попытка просто жить. Жить хочет каждый, вне зависимости от того, насколько человек грешен. Однако, это сильно. Стоило больших усилий наступить на горло, так сказать, кое кому другому.

Из руки Бен выпал осколок. Устала? Обессилила в конце концов? Не осталось энергии сражаться?

— Дала мне умереть Ева Смолова. Это... слабая, пугливая часть одного человека. Точнее, отражения. Страх за себя, за жизнь, за близких, за друзей. Страх, страх, страх! Кажется, что ничего, кроме него, и нет. Но это не так, уж я-то знаю. Я помню искреннюю доброту и заботу. Ева Смолова – грань, которая наполнена человечностью. Но из-за своей бесхребетности проиграла... а знаете, как говориться, в человеке живут два волка.

«Два волка» смотрят друг другу в глаза. Белый – со страхом, черный – с отчаянием.

— Виновны обе, о другом и речи быть не может. Но все можно... пересмотреть. Не решение, нет, ни в коем случае. Пересмотреть, кто кого сильнее. Я считаю, что сильны обе, но только работая вместе. Это же так ярко показывает та ситуация с Лизой. Когда с ней поступили несправедливо. Когда Еве было так жаль сестру, а Бен готова была идти и все решить. Действовали вместе, одна реакция. Так действуйте и дальше вместе. Не душите друг друга. Именно это и привело к моей смерти! Страх рассказать свой секрет Билу, желание идти по головам.

Утверждение, что пробуждение было приятным, было бы наглой ложью. Не резкое, но при этом сопровождалось одним тяжелым чувством на душе – ответственностью. Она, вместе со своей подругой совестью, повесила на Бен тяжелый, почти неподъемный груз. Время нельзя вернуть назад. Да и если бы была такая возможность, то поступила бы она иначе? Нет, никак нет.

Как же сильно сожаления о прошлом и страхи о будущем перетерли и перечесали мозги? Сколько кругов они сделали? А сколько – смертных?

На кухне закипел чайник. Миша вновь встал раньше и приготовил завтрак. Сегодня это были простые бутерброды с колбасой и сыром. От того, что они простые, они не становятся менее вкусными. Кухня наполнена ароматом чая с мятой. Все это – небольшой островок уюта и дома на недельной ленте времени.

— Доброе утро, — поприветствовала друга Бен..

— Доброе, — мягко улыбнулся Миша. — А я тут это, завтрак приготовил.

— Спасибо большое. — Сев за стол, Бен решила начать разговор со вчерашних новостей: — Ко мне вчера... точнее, как пришел... появился Максим. — Рубко подтянула ногу к себе и обняла ее. — Сказал, что, вот, осталось мало времени. Надавил на совесть, что я уже «замарала руки». Удивился, что много про него рассказали. Ты что-то говорил ему про наши разговоры?

— Ничего не говорил... но он и ко мне приходил. Удивился, что, вот, я решил помогать тебе. Как бы, не ожидал, что я пойду против него. Что предал друга...

— Это громко сказано, как по мне. Ты же не встаешь полностью против него, да? Просто помогаешь мне добраться до информации, которую я в одиночку не получу.

— Это да, но... а вдруг...

— Никаких вдруг! — Жестко перебила его Бен. — Ты очень хороший друг, который никогда не предаст. Даже за такое короткое время я это поняла. Поэтому не стоит так думать, честно. Но меня волнует, откуда он тогда узнал про наши разговоры...

— Да через телефон. Он же напрямую, как бы, связан с электроникой.

— Как удобно...

— Если он с тобой о чем-то договорился, то он не будет использовать свою... эту, ну, штуку против договора. В этом плане он честный, — поспешил успокоить подругу Миша.

— Просто напрягает немного, что он все может слышать. Так еще он и про четвертую стену упоминал...

— Возможно он так называет, свою, ну... ты понимаешь...

—Понимаю. Кстати, когда я спросила, правда ли он готов дать убить себя, то он уклонился от ответа.

— Даст. Он не нарушает своих обещаний.

— Как ты в этом уверен... — Сомнение было отчетливо слышно в голосе Бен. — Каждый же хочет жить. Мне кажется, никакой нормальный человек не даст себя вот так просто убить.

— То, что он нормальный – громко сказано, — повторил фразу подруги Миша.

Бен взяла телефон и поднесла его микрофоном ко рту.

— Слышал, Максим? Ты ненормальный. Я тоже так считаю.

— Что ты делаешь? — Он судорожно выхватил телефон у девушки. Все в мимике и жестах отражало удивление: приподнятые брови, морщинки на лбу, резкие движения.

— Прости. Может, я уже тоже не в порядке. Но раз он договорился, то не будет же мешать мне. Так ты сказал.

— Думаешь, ничего страшного?

— Думаю, ничего страшного, — повторила Бен и улыбнулась.

— Слушай... — парень отдал телефон владельцу. — Я почти всю ночь обдумывал наш план.

— И что придумал?

— Да почти ничего, как бы, не изменилось во вчерашнем плане. Кажется, что из-за этого мне было, типо, тревожно спать.

— Навязчивые мысли? — сочувственно спросила Бен.

— Ну, типо. Я смогу заселиться туда только после пяти, сегодня утром звонили и сказали об этом.

— Довольно поздно... мне кажется, к этому времени все полезные вещи заберут в участок.

— Не заберут. Я видел, ну, будущее. Ты знаешь как... — Миша неловко почесал шею. — Они сначала поедут к твоему другу, Билу. Потому что последнее сообщение в телефоне было адресовано именно ему.

— А ты не знаешь, что именно за сообщение?

— Увы. Они смотрели телефон вчера. А в прошлое я никак зайти, ну, не могу, вот. Поэтому номер все так же не тронут. Я предлагаю именно тебе открыть номер отеля. Короче, когда я захожу в отель, ты тоже заходит в том, ну, зазеркальном мире. Потом мы так же заходим в туалет. Там ты выходишь, ну, ты поняла. И с капюшоном, в такой, ну, маскировке быстро осматриваешь номер Кая.

— А как это объяснить потом всем?

— Никак... но мне кажется, что меня лучше не подставлять. Ты только не подумай неправильно! Просто... так легче, как бы. Можно никому ничего не объяснять.

— Сами потом придумают все? — Бен поняла его ход мысли. — Также, как и с отражениями будет работать? Ну, со мной. Если человек не знает о существовании такой мистики, то он попытается сам все себе объяснить, да?

— Ну, типо. Да.

— Ладно, была ни была. Это лучше, чем чтобы потом все думали на тебя.

Миша кивнул.

В тишине они позавтракали. Это было не напряженная, не звонкая и уж тем более не неловкая тишина. Уютная. Когда люди друг друга понимают без слов. Как оказалось, такое бывает только с Мишей. Обычно, дома тишина только напряженная. Это сигнализировало о том, что мать резко нашла какую-то оплошность, ошибку Бен. А это знак, что вскоре должно последовать и наказание. С Женей тишина неловкая. Это означало, что Бен сказала какую-то глупость, которую не понял брат. А теперь слово «тишина», которое стоит рядом с его именем, означает вечность, ведь мертвые не говорят. А с Билом тишина угнетающая. И страшная. Когда друг очень сильно злится, то он замолкает. Чтобы просто не ранить словом. Но очень часто это молчание было коротким, после чего вся желчь вырывалась, а Бен убегала от него со слезами на глазах.

Теперь бежать нельзя. Надо сесть и поговорить. Возможно – с криками, возможно – с обидами. Но все надо прояснить.

— Я хочу встретится с Билом сегодня. Давай тогда к пяти я приду снова к тебе, окей?

— Договорились. Удачи тебе все прояснить, вот.

С другом Бен договорилась встретится где-то в два часа. Время до встречи тянулось мучительно долго. Мысли терзали и истязали, царапали и резали. А что будет дальше, после разговора? Поссорятся? Больше никогда не будут разговаривать? Это еще при том раскладе, что все будут жить. А если все умрут? Точнее, надо поставить другой вопрос: почему умрут? Вдруг из-за дурацкой ссоры? Самое страшное, что друг может сказать, это что он больше не доверяет. Доверие – на нем все держится. Или только на слове? Судя по всему, никто никому не верит. Никогда этой основы не было в дружбе. Да и вообще, была ли дружба? А если нет, что зачем они общались все эти годы?

Сердце бешено стучит. Но страха нет. Кажется, Бен уже просто устала. От всего. Ей надоело боятся, недоговаривать и надумывать лишнее. Может быть, Бил чувствует то же самое.

Друг был там, где и договаривались: сидел на дальней скамейке в парке, чтобы никто не подслушал. Хотя, Бен знает, кто точно все услышит.

— Бил... — она неловко присела рядом. В глаза пытается не смотреть. — Я устала от всего недоверия.

— Я тоже, веришь?

— Верю и понимаю. Давай все обсудим, прошу. Уже... уже мало времени осталось, очень.

— Да что, блять, ты говоришь? Реально? — язвительно спросил Бил, скрестив руки. — У кого мало времени? У меня или у нас?

Подняв взгляд, Бен увидела злое недоумение. Хмурые брови, на губах застрял нервный смешок. Парень словно задержал дыхание от возмущения.

— У нас! — твердо крикнула Бен и вскочила со скамейки. Теперь она смотрит на Била сверху вниз, что случается редко. — Ты знал? Ты же все знал, да? Ты узнал про отражения, но... не хотел со мной делится, хотя точно знал, что я тоже такая! Ты же видел... точнее, не видел моего отражения!

— Как и ты, ахуеть? Почему ты молчала?

В уголках глаз появляться слезинки, но девушка поспешно их смахнула. Хватит плакать, хватит этой жалости.

— Потому что я боялась! У меня не было человека, который мог бы поддержать! С Женей мы это не обсуждали, а мать меня вообще ненавидела всю жизнь из-за этого! Била, обзывала монстром. А ты... а у тебя... тебя же нашли другие отражения! Они помогли тебе! Рассказали, что с тобой, да? Да! Ты же мог намекнуть про меня, хотя бы...

Бил тоже вскочил с места. Он словно навис над Бен, продавливал своим гневом. Внутри стало так тревожно, так страшно, что девушка обняла себя руками. А вдруг ударит? Или еще чего?

— Потому что я думал это твой секрет. А чужие секреты никому же не рассказывают, да?

— Это был секрет, потому что я ненавидела себя за это!

— И поэтому не доверяла мне?

Вот оно. «Не доверяла». Слова, которые режут острее любого ножа.

— Я так понимаю, мы ничего не решим, да? — отрешенно и тихо спросила девушка. Она осознала, что этот диалог бессмыслен.

— Так блять, мы можем решить, почему ты убила Изи и подставила Кая. — Он резко схватил Бен за плечо, чтобы она никуда не сбежала. Сильно и больно, до белых костяшек. — Вчера я тебя прикрыл, но нахуя? Ты на его стороне?

— Да. — Не хочется оправдываться. Не хочется ничего объяснять. Пусть сам понимает, как хочет. Поверит или нет – плевать.

— Бен... — он отпустил подругу и осел на скамейку. Он будто не верил своим ушам. — Почему...

— Потому что доверься. — Бен облизнула губы. От ответа сейчас зависит все.

— Я уже не могу тебе доверять. Понимаешь, блять? И мы сейчас здесь, чтобы ты убила меня?

— Делать мне больше нечего... — Спустя секунду она осознала, как же грязно и отвратительно это прозвучало. — Моя цель – не убийства... друзей.

— И какая же у тебя цель?

— Я не могу тебе доверять это.

— Вот как... — удрученно подытожил Бил. — Тогда теперь наши дороги расходятся. Я спасу нас, мне это как два пальца обоссать. Но это был наш последний разговор, поняла?

— Поняла и приняла. Тогда... все, не друзья?

— Нет.

Нет. Вот как. Теперь у Бен остался только Миша.

Три часа, три часа, три часа... Один в поле не воин. Так как Бен выстоять один на один со своими мыслями? С мечами, копьями: они нападают на бедное отражение гордыни. Фраза «тебе не доверяют» попадает в самое сердце. Остальные же, такие как «ты монстр», «умри» и «тебя все должны ненавидеть», просто делают больно, казалось бы, ради боли. Да, ты должна страдать. Ты это заслужила.

Как стыдно плакать на улице. Как Бен держалась весь день, чтобы не зарыдать, но слезы предательски скользят на чувстве вины. Хнычет, сопли по бороде текут – да каждому должно стать невероятно неловко, как только он посмотрит на Бен, сгорбившись сидящую на скамейке. Ведь никто же не придет героически утешать девушку, хоть в душе будет и жаль.

Один на один. Три часа. Как не сойти с ума?

Дрожащая рука судорожно вытащила телефон. Что Бен хочет сделать? Звонить Мише? Маме? Или вообще Билу? Она не сможет набрать лишь одному человеку – Жене. Картина вновь появилась перед глазами. Как он лежит. Холодный. Мертвый. Кричать захотелось еще громче, еще сильнее, поэтому Бен зажала свой рот рукой. Она так не хотела привлекать внимания, что даже укусила себя за руку.

Не в силах терпеть эту боль, она позвонила. Мишель.

— Алло, Бен? — Тут же звонко раздалось из трубки. Мишель встретила только тишина. — Алло? Ты случайно набрала? Ты слышишь?

— Прости, что потревожила, — неаккуратно вырвалось у Бен.

— Ты чего, Бенчик? — По голосу было понятно, как девушка вмиг засуетилась. — Помочь чем-нибудь?

Она не знает, что сделала Бен. Она не знает ситуации. Знает только одно – что на другом конце человеку морально больно, поэтому надо протянуть руку помощи. Бен ухватилась за нее – тут же вывалила на знакомую почти всю боль последних дней: ссора с Билом, смерть брата, побег из дома. В фантастические подробности она не вдавалась. Также не упомянула и то, что она убила уже двух людей.

Как ловец снов защищает от злых духов, так и Мишель – от злых мыслей. Она сразу же начала поддерживать старую знакомую: и Бил козел невероятный, и Бен невероятно сильная, сможет пережить свое горе после потери близкого. Плакать – нормально. Плакать – надо. Ни в коем случае нельзя нести груз одной! Три часа. Эти три часа Мишель выполняла роль психолога. И Бен была невероятно благодарна ей за это.

— Так говоришь у друга живешь? А где? Дай адрес. — Прямо в лоб спросила Мишель.

— Зачем тебе?

— Приеду когда-нибудь. Я заказала билет, но не скажу, на когда! Так что жди.

— Ладно... — Кому-либо другому Бен ни за что бы не скинула адрес друга, но Мишель она, почему-то, доверяет. Попрощавшись, она прислала знакомой сообщение.

С Мишей, как и было договорено, Бен встретилась в пять. Едва переступив порог его комнаты, она рухнула на кровать. Морально истощена. Сам парень молча собирал вещи в рюкзак, пока девушка вывалила на него все это. Попыталась кратко и без лишних эмоций изложить суть разговора, но мокрые ресницы выдавали настоящие чувства, которые давно поселились внутри.

— Возможно, — начал Миша, как только выслушал весь рассказ, — он сейчас тоже весь на нервах. Я его не защищаю, ты не подумай! Просто, ну... я пытаюсь встать на его место. Меня, как бы, хотят убить... а тут оказалось, что моя лучшая подруга на стороне убийцы...

— Я не могла ему правду сказать... и не хотела.

— Но вышло очень... обидно. То, как ты быстро согласилась с этим... что ты на стороне Максима.

— Я понимаю... — Бен спрятала лицо руками от усталости и стыда. Как хочется, чтобы все быстрее закончилось. — Я просто не видела смысла объяснять ему все. Я не хотела оправдываться.

— Ты все докажешь действиями, вот.

— Это факт... но я уже боюсь, что ничего у меня и не получится...

— Бен... — Миша замолчал на пару секунд, пытаясь подобрать правильные слова. — Если бы у тебя могло не получится, то ты бы сейчас не была, ну, здесь. Как бы, не дошла бы до этого этапа.

— Я попытаюсь так думать, правда... — Она постаралась добавить чуточку уверенности в голос, но прорезалась лишь нерешительность.

— Вставай и, ну... в зеркало надо, как бы, ну...

Отчего-то Мише было неловко говорить о всей этой мистике. Он старается не говорить прямо о способностях. А когда и называет их, то довольно робко.

— Ты себя тоже не принимаешь? — догадалась Бен.

— Не знаю... Наверно... — Парень накинул на плечо надутый от вещей рюкзак. В основном там лежат толстовки и штаны. Нет смысла брать что-то еще.

— Ты переступаешь через себя, да?

— Так очевидно?

Бен пожала плечами.

— Я просто вижу связь. Вот, ты будто видишь, как бы, мою ситуацию, сравниваешь со своей, и потом говоришь мне то, что хотел бы сам услышать. Но при этом силы принять себя у тебя больше, чем у меня.

— Я думаю... — Миша почесал подбородок. — Ну, по сути, да... я хочу помочь тебе.

«Потому что тебе никто не помог. Я не верю, что Максим может смотреть на чувства других так глубоко», — эту мысль Бен решила не озвучивать. Хочется поддержать Мишу так же, как и он – ее.

— Тогда я в ванну. — Девушка хлопнула в ладоши, пытаясь тем самым подбодрить себя. —Ты главное медленно открывай двери. Я не могу в зазеркалье проходить сквозь людей. Мне надо будет тебя обходить.

— А... конечно, хорошо. Тогда...

— Тогда я пойду, выходим из дома через пять минут, — закончила за него Бен.

— Только не забудь одежду. — Парень кинул в руки подруге черную толстовку с капюшоном, перчатки и маску, после чего Бен пошла в ванну. Именно в этих вещах придется покорять туалет и номер Кая. Верхняя одежда велика, скрывает даже пальцы. Выглядит как большой мешок. Но это временная мера. Маску с перчатками положила в карман. Рядом с ними также ютится и ключ от номера Кая.

В комнате ее встретило зеркало. Как обычно: никто там не отражается. Этот факт пугает и сейчас. Холод пробирает до самых костей. Но Бен не одна такая. Отражений семь, и они должны жить. Они все обязаны воскреснуть. Это в этом сможет помочь только она.

— Я себя приму, но потом. — Этим Рубко поставила точку. Осталось мало времени. Она ничего не успеет, если снова нырнет в негативные мысли. Вместо этого лучше погрузиться в мир зазеркалья.

«В ванной никогда не будет света. Руки мыть и зубы чистить», — вспомнила текст песни отражение. Ванная комната. Миша заранее принес стул, чтобы Бен было не так тяжело забираться. Как-никак, но раковина никогда не была лестницей, до нее еще надо дорасти.

В мир отражений Бен буквально упала: нога соскользнула с рамки зеркала. Если бы здесь можно было двигать предметы, то вслед за ней упал бы и стул. Но он остался стоять, словно был прикручен к земле.

Снова мрак. Снова тишина. Снова тревога. Отчего-то Бен шла к входной двери на цыпочках. Словно если она издаст хоть один звук, то разбудит злобного зверя. Того, кто проглотит девочку даже не жуя, тем самым лишив отражений спасения.

Миша стоял в прихожей. Бен видела, как он слегка кивает головой, отсчитывая секунды. Чувство, что они сейчас находятся в сериале, где наложили фильтр для более напряженной атмосферы. Из-за него Миша не выглядит таким застенчивым и тревожным, как по ту сторону зеркала. Хотя, может, он и на самом деле сейчас такой. Просто в душе тоже все перестраивается, как и у Бен.

Видимо, он отсчитал нужное время. Миша открыл дверь и подождал, пока выйдет Бен, а затем вышел сам и запер квартиру. Он идет медленнее, чем обычно. Зная, что Рубко никак не может взаимодействовать с ним, он боится ее задеть.

Молча идти до отеля не понравилось никому. Как никак, но приятнее общаться друг с другом. Миша сейчас мог бы рассказать что-то про приятные времена с Максимом, попытался бы обелить его. Он же знаком с другом немалое время, он знает все хорошие стороны, мягкость этого человека. Бен бы сделала тоже самое по отношению к Билу. Да, они уже не друзья, но статус бывшего друга не делает из него плохого человека. Забота весьма специфична, но есть.

Солнце здесь выглядит очень странно. Оно будто так же режет глаза, как и раньше, но просто стало темнее. Оно также освещает весь мир, но мир не освещается. Он темный, но уже не страшный. Ничто не сравнится с тем днем, когда Бен убегала от Кая. Взгляд бегает от одной вещи к другой: от солнца к дереву, от дерева к небу, от неба к домам, от домов к Мише. На удивление этот мрак подчеркивал его черты: волосы стали еще темнее, скулы словно сильнее выразились, глаза стали более впалыми, а горбинка на носу стала будто побольше. Но это не уродовало лицо.

Туч нет, но даже без них отель выглядит весьма зловеще. Он навис тенью над ребятами. Наверно, над Бен даже еще большей и угрожающей. Не только из-за иного восприятия, но и из-за действий девушки. Слово «совесть» – это темное пятно, которое пытается сломать отражение, заставить ее сбежать. Но побегов в жизни было достаточно. Иногда надо сделать один твердый шаг вперед, чем сотни испуганных – назад.

Двери. Пока Миша делал вид, что проверяет время на наручных часах, Бен ловко проскользнула внутрь. Кремовые стены встретили ребят. Интерьер выглядит весьма элегантно: изысканные стеклянные крученые люстры и торшеры, небесно-голубые диванчики и, конечно же, стойка ресепшена, которая была сделана под камень.

За ней стоит на вид приятная и милая девушка моложе тридцати. Светлые волосы аккуратно собраны в пучок. Внимательные глазки забегали по экрану компьютера, как только Миша ей что-то сказал. Видимо, проверяет данные. Теперь взгляд бегает от экрана к паспорту парня, и наоборот. Спустя пару минут администратор указала рукой в направлении коридора. Пора выдвигаться. Это, можно сказать, финальные шаги.

Как же иронично получается. Впервые Бен увидела того самого убийцу отражений в черной одежде и маске. А теперь... теперь она сама в той же экипировке. Она тоже стала убийцей отражений. И неизвестно, кто из них убьет последних. Это осознание словно добавило еще пару грамм на весы к совести. На другой чаше – вера в спасение. Пока что там находятся только слова «я почти все сделала». Но с каждым шагом они тоже все набирают и набирают вес.

Миша снова помог с дверьми. Сначала – когда они быстро зашли в номер, чтобы закинуть вещи, а после – с туалетом. Бен в одно мгновение накинула капюшон и надела маску с перчатками. Руки слегка дрожат. Нет, нельзя. Хватит. Бен сжала пальцы, что костяшки даже побелели. Ногти впиваются в кожу.

Глубокий вдох. Миша подставил руки, чтобы девушке было легче выйти из отражения. Пока Бен в зазеркалье, парню будет вообще не тяжело. А там дальше сможет спрыгнуть и сама, не маленькая.

Вот он! Родной и приятный мир. Который наполнен запахами. Который наполнен звуками. Который наполнен светом.

— Удачи, — прошептал Миша и улыбнулся.

Это то, что очень надо Бен. Времени мало. Так еще и главное – чтобы никто ее не заметил.

Сердце бешено стучит в груди. Словно маленький моторчик заводит механизмы: ноги, которые тихо и быстро несутся к двери Кая. Руки, которые ловко и без тряски открывают номер ключом. Если страх раньше буквально парализовал, то теперь он придает сил. Нельзя стоят на месте, ведь схватят. Тогда весь план накроется медным тазом.

Бен оставила дверь открытой. Да, небезопасно, но эффективно для побега. Терпкий имбирный запах парфюма пропитал всю комнату. Отражение словно видела своими глазами, как облако аромата медленно вытекает из помещения. Итак, что искать? Где искать? Все здесь выглядит аккуратно. И раньше было ясно, что Кай был педантом: в шкафу вещи разложены и развешаны по цветам, стаканы на столе расставлены по размеру, а бумаги... бумаги лежали рядом ровной стопочкой. Некоторые выглядят так, будто их только распечатали, некоторые – весьма потрепаны временем.

Взгляд зацепился за пожелтевший документ о покупке здания. Никогда Бен не любила читать такие серьезные бумаги, от них аж закипает мозг. Но сейчас... Кай, как оказывается, владел весьма крупным комплексом, который находится довольно далеко. Зачем ему понадобилось столь огромное здание? Что он там делал? А что, если это – зацепка?

Надо туда поехать. Есть два исхода такого решения: либо это правда что-то важное и поможет, либо это будет бесполезной поездкой. А сейчас дорога каждая секунда. В любом случае, девушка взяла документ, сложила несколько раз и положила в задний карман штанов. На всякий случай она также схватила в охапку и остальные бумаги: вдруг будет еще что-то важное?

«Надо обговорить это с Мишей», — решила Бен.

Ключ от квартиры Кая здесь никакой погоды не сделает. А вот маленький, от сейфа... кажется, что Кай мог бы хранить манускрипт с ритуалом воскрешения именно там. Но где же может находиться сейф?

Телефон завибрировал. Это Миша прислал сообщение, что сюда кто-то идет по лестнице. Время! Его совершенно нет. Есть только один шанс найти тайник.

Под кроватью? В шкафу? На подоконнике? А может, здесь его вообще нет?

Время... Время. Время! Нет, нет, нет! Какое разочарование! Бен сразу прыгает в зеркало в ванной, ведь слышит шаги в коридоре. Если сейчас не сбежать, то потом это сделать будет еще сложнее.

Только отражение кое-как ушла в зазеркалье и чуть не упала, как взгляд привлек... сейф! Ну конечно! Это простое, но самое логичное решение. Только сейчас пришло осознание, что место, где никто не смог бы украсть ритуал воскрешения – та сторона зеркала. Но кто же мог подумать, что новый предатель тоже может сюда попасть?

Схватив его, Бен выбежала из номера. Она чуть не врезалась в администратора, которая с испуганными глазами осматривает помещение. Она начала набирать номер полиции, но это Рубко уже мало волновало. Надо найти Мишу.

Нет смысла снова еле как выбираться из зеркала в туалете только для того, чтобы здесь встретится с Мишей, снова зайти назад и выйти из отеля. Бен высунулась лишь корпусом из темного и глухого мира, написала другу сообщение: «через минуту выходим и идем к тебе» и сразу же побежала по лестнице вниз, перепрыгивая через ступеньку. Как же все хочется рассказать! Как же все хочется обсудить! И это даже не с Билом. Кажется, что это некрасивый поступок – так быстро найти ему замену, но, с другой стороны, Бен сама бы не смогла морально это все осилить. А бывший друг вместо поддержки...

Нет, хватит. Ничего больше нет. Теперь должно быть безразлично.

Через минуту спустился и Миша. Он так же придерживал дверь, чтобы Бен вышла. И снова... снова это молчание по дороге домой к Мише. Девушке показалось, что безопаснее всего будет встретится именно у него, а не начать все обсуждать прямо на месте преступления. Однако кое-что очень тревожило: почему-то у девушки было ощущение, что за ней кто-то следит. Видимо на фоне всех этих убийств и краж у нее развилась паранойя.

В руках – ответы на все вопросы. Сейчас кажется, что это – ключ к спокойной и мирной жизни. Где все будут живы, где никому ничего не будет угрожать. Где саму Бен не смогут убить. Да, все получается. Это точно. От понимания этого на лице расплывается легкая, но уверенная улыбка. Грудь вздымается от вдоха надежды. Счастье. Как это приятно. Возможно рано, но этого так не хватало. Именно такого, победного. Было уютное счастье, было семейное. И вот, наконец, собрался заветный триптих. Все это – своеобразные картины. Это – чаепитие с Мишей, это – слезные объятия с мамой, это – еще не написанная часть всего. И будет все это называться «конец бесконечного конца». Как и пророчил новый друг.

Когда они пришли домой, то Бен казалось, что у нее отвалятся руки. Какой же тяжелый этот сейф! По дороге даже отдохнуть нельзя было, иначе Миша ушел бы далеко, а догнать его Рубко не смогла. Бегать быстро она, конечно, умеет, но с сейфом никогда не практиковалась.

Бен аккуратно передала другу этот железный ящик, кое-как вылезла сама и сразу же рухнула на диван. После того как Миша осмотрел сейф, то с сочувствием перевел взгляд на нее.

— Устала? — Очевидный и невинный вопрос от друга почему-то слегка разозлил.

— А ты как думаешь? — Бен тяжело вздохнула. — Прости, я правда устала с ним идти.

— Да ладно, я, ну, понимаю. — Миша вновь неловко перевел взгляд на сейф. — Надо придумать, как его вскрыть.

— Да тут придумывать нечего. У Кая в кармане был ключ от него. Поэтому тут все легко.

— Это очень хорошо... Бен, чай будешь? Может, ты голодная?

— Можно было бы что-то съесть, это правда. — Миша кивнул и удалился на кухню.

Забота. Та самая, родительская, которой так не хватало всю жизнь. Ни мама, ни папа ее не давали. Лиза и Женя никогда не смогли бы заменить родительские фигуры, а теперь их и вовсе не будет в жизни. Остался только Миша. Как хочется выжить и продолжать с ним общаться.

Несмотря на усталость, Бен не хотелось оставаться одна. Поэтому она встала, хоть и со вздохами-охами, пришла на кухню к Мише, села и устало положила голову на стол.

— Какое твое любимое блюдо? — Самый банальный вопрос, но будто сейчас девушке не хочется разговаривать на какие-либо серьезные темы.

— Наверно... блины люблю с ветчиной и сыром. Мне их мама часто утром на завтрак готовила, вот. А ты, ну, что любишь?

— Не знаю. Часто вкусы меняются, — задумалась Бен. — Но, наверно, сейчас я бы точно не отказалась от какого-нибудь бургера.

— Можем заказать, если хочешь. Я куплю, вот.

— Да ладно уже. Давай... давай после того, как мы все решим.

— Уже «мы»? — По голосу девушка слышит, что Миша говорит это с улыбкой. От этого у нее самой уголки губ поползли вверх.

— Думаю, да. Без тебя я уж точно не смогла бы забрать документы.

— Тогда... команда, да? — Миша закончил последний бутерброд, положив на него финальный кусок колбасы, после чего повернулся к подруге и протянул кулачок.

— Конечно. И друзья, да? — Она отбила кулачок.

— Ну, да. Вот. Я сейчас тогда чайник поставлю, да. — Чтобы не быть голословным, он включил огонь и поставил на него чайник. Далее насыпал в кружку персиковый зеленый чай.

— Люблю уютные посиделки на кухне. — Только сейчас она озвучила то, что так долго вилось и кружилось в голове.

— Кажется, что все проблемы, ну, как бы, исчезли? — Миша посмотрел на Рубко, а та утвердительно кивнула, отчего на душе парня потеплело.

— Будто я живу совершенно спокойно. Без отраженческой суеты. Без убийств. Без попыток спасти себя.

— Мы с Максом часто засиживались на кухне допоздна. — Пока чайник закипает, Миша присел рядом. — Болтали, ну, о всякой ерунде. То Макс жаловался на школу, то я на нее же. Вот... рассвет был временем, когда мы делились, ну, мечтами и ставили на то, сбудутся ли они.

— И как? Сбывались?

— Когда как... — Чайник засвистел. Миша мигом вскочил, заварил чай и поставил ее вместе с сахарницей перед Бен. После он вновь умостился на свое место. — Сбывалось то, что было, так сказать, для души. Ну, в плане, когда Макс попросил еще больше гор денег, то их никто не дал. Но... обычно сбывались такие приятности, которые мы могли друг другу сделать. Он мне однажды подарил вязаный пурпурный плед, который сам же связал. Специально для меня... ну, он получился не идеальным, но главное, что для души. А на душе было очень приятно.

— А Максим может быть милым... — Бен отхлебнула чаю и слегка обожгла язык.

— Я говорил, что он хороший парень. Просто... ну, радикальный. Так вот. Я ему когда-то испек торт, который он захотел. Клубничный.

— О, я уверена, что у тебя он получился очень вкусным.

— Ну, это была моя первая попытка что-то испечь. — Вспоминая это, Миша слегка усмехнулся. — Первые коржи все были горелыми. Я тогда очень много продуктов перевел, вот. Но результат был отличным. Да.

— Я готовила только с мамой обычно. Только на кухне мы ладили.

Горько. Очень-очень горько. Это самые счастливые воспоминания, которые были связаны с мамой. А теперь такого больше никогда не будет. Никаких смешков на кухне, никаких приятных запахов домашней выпечки, никаких родных нравоучений. Ничего. Ведь...

— Миша, — Бен встряхнула головой. Пора вырываться из негативных мыслей. — Давай как-нибудь вместе что-нибудь приготовим.

— Я не против. Тогда...

Он остановился, не договорив предложение, и выглянул в дверной проем. Они оба это слышали.

Как входная дверь открылась.

И тут, схватив телефон, Бен выбежала на звук. Миша помчался за ней. Но незваного гостя они обнаружили в гостиной, где он впопыхах собирал все документы и пытался удобно обхватить сейф.

Чувство обиды укололо в самое сердце Бен, которое и до этого невыносимо ныло. Тот, кто сейчас пытается все разрушить — Бил.

— Что ты делаешь? — Голос девушки звучит сухо. Словно из него выжали все силы, которые только можно.

— В отличие от тебя, дуры, я пытаюсь все исправить! Поняла?

Сколько раз он злился на девушку, но так сильно он ее пугает впервые.

— Я тебя никуда не пущу, понял? — Нет смысла объяснять, что она делает и зачем. Бен встала в самом проходе. Миша – сзади. Он готов ловить Била, если он вдруг захочет убежать или ударить подругу.

— Да блять, Бен, почему ты все портишь? Ты нихуя не понимаешь, да? Там ритуал воскрешения, Бен!

— И как ты сейчас это сделаешь? — Бен приподняла брови. Как бы ей не было страшно, как бы сердце не билось, как бы руки не тряслись, но вести диалог надо. Необходимо.

— Возьму и сделаю. Как два пальца обоссать.

— Ты хочешь убить меня?

Голос девушки звучит так сухо и безжизненно, что от этого даже становится страшно. Услышав этот вопрос, Бил чуть не выронил все бумаги. Он приоткрыл рот и вдохнул, словно хотел что-то сказать, но... он даже не знал, что же сказать.

— Что? Нет... почему? — выдавил он из себя. Бен показалось, что он напуган.

— Потому что нужна смерть убийцы для воскрешения всех, помнишь? — Бен медленно начала подходить к Билу. Она сложила руки сзади, все еще держа в них телефон. Она хочет мирно с ним договорится обо всем. — Я же... я же убила Изи. Кроме этого, тебе понадобится смерть первого убийцы. А как ты его вообще найдешь?

— Я... я...

— Головка, сам знаешь от чего. Что делать будешь?

— Не дави, блять! — Рявкнул он и сам сделал быстрый широкий шаг к ней. Он словно пытается давить на девушку морально с помощью своего высокого роста, но на Бен это не подействовало. Как минимум она не подала виду. — Я могу убить тебя и воскресить Изи!

— Так ты, все-таки, хочешь убить меня?

— Не хочу, но я обязан!

— И потом мне же никто не поможет, Бил. Понимаешь? — Бен сама пытается давить на бывшего друга с помощью спокойного ровного голоса. Страх выдавали только руки, которые сильно сжимали телефон. Но это мог видеть только Миша, который все так же стоял в проходе. Он понимал, что ему не следует вмешиваться.

— Помогут! Ты же тоже отражение, Бен! Тебя тоже можно воскресить.

— Это бесконечная петля. Если ты меня убьешь, то потом придется убить тебя, чтобы воскресить меня. Потом надо убить кого-то для тебя... это может продолжаться бесконечно.

— Тогда... — Он несколько секунд пытался собраться с мыслями, прежде чем выдать самую отвратительную фразу: — Тогда никто потом тебя не воскресит.

— Тогда... — Бен уже просто не знала, как реагировать. Да, ей невыносимо обидно. Больно. Горько. Но что сказать Билу?

В руке появилось что-то холодное. Осколок. Даже не видя его, Бен поняла, что это такой намек от Максима. Но вестись ли на его провокацию?

— Тогда я убью тебя раньше. — Бен молниеносно всадила осколок точно в шею бывшего друга. Сейчас пойти на убийство намного легче. Привыкла? Или же это просто адреналин так играет с нервами?

Бил тут же закашлялся, упал на колени. Да, он достал холодный кровавый осколок из шеи, но это ему не поможет. Смерть близко.

Бен закрыла лицо руками, оставив открытыми глаза. Она смотрит. Смотрит. Смотрит... как это отвратительно. Это сделала она. Она! Она убила еще одного близкого человека, осознание пришло только сейчас. Да, они сильно поссорились. Да, они больше не дружат. Но Бен не должна была этого делать!

— Прости, я... я не знаю! — Голос задрожал. Руки намокли от слез. — Прости, прости меня пожалуйста!

Она села на пол и обняла Била. Крепко. Словно надеялась, что от этого смертельная рана магическим образом исчезнет. Ей плевать на кровь, которая уже была на одежде. Ей важен только один человек.

— Прости, прости! Я... я не знаю... Бил, я не хочу прекращать нашу дружбу! Бил, я правда все исправлю, Бил! Прошу... в последний раз, поверь мне! Ты будешь жить, клянусь! Бил...

Голос утонул в слезах. Как же она жалеет о своем решении! Надо было действовать вместе с ним, а не против! Надо было рассказать! Надо было тоже ему верить! Надо. Надо!

Бен почувствовала слабые объятия. Бил... он перестал глупо бороться за свою жизнь. Ему тоже дорога их дружба, хоть такая хлипкая и сломанная. Последние слова, которые он прохрипел из последних сил, это:

— Разъеби это говно... — Голова рухнула на плечо Бен. Это конец. Больше нет веселого, агрессивного и порой туповатого Била. Осталась лишь его оболочка. Кровавая, продырявленная. Это словно воздушный шарик, в котором сделали дырку возле узелка. Он же не сразу лопнул, а лишь медленно сдувался.

Больно... как же больно! Зачем?! Зачем ты это сделала, Бен Рубко? Однако, среди тысячи грузов на душе оторвался один — обида на Била. В сердце ютится надежда, что когда друг воскреснет, то они еще раз обсудят все и помирятся. Да, Бен в это верит. Верит так же, как и Бил поверил в нее в последние секунды жизни. Он доверился...

Тело рухнуло на пол, ведь Бен отпустила его. Она обняла себя, пытаясь успокоить. На плечо легла чья-то рука. Миша...

Наплевав на кровь, Бен ринулась в его объятия, уткнулась в плечо и зарыдала. Легкие ободряющие похлопывания по спине... это словно приложить что-то холодное к ожогу третьей степени. Не помогает, но минимально облегчает боль. Если бы Рубко была одна, она бы просто не выдержала. Сошла бы с ума, убила бы себя. Но сейчас есть крепкое дружеское плечо. Человек, который готов пройти через огонь и воду.

— Петр Самсонов. — Друзья в миг обернулись на голос. Максим был тут как тут: объявлял очередное павшее отражение, пока подбирал осколок с пола. — Темный. Похоть. Следующий, — он широко улыбнулся. — Гордыня.