Сирен

Море — оно лучше любого лекарства смывает тоску и разочарование.

Татьяна Степанова

***

Чимину казалось, что он задыхается: с тех пор, как он чуть не утонул той звёздной ночью прошло только два дня, а парень уже медленно, но верно сходил с ума.

Из головы не выходил непонятно откуда взявшийся образ незнакомца, с потрясающей красоты хвостом и волосами цвета морских глубин.
Отец сказал, что ему всего лишь показалось, и этот парень не более, чем бредовое видение, а голос — звуковая галлюцинация, возникшая из-за нехватки кислорода в лёгких.

Вот только Чимин помнил, и был уверен, что ничего из образов, преследовавших его на протяжении нескольких дней, не было простой игрой разума.
Он тосковал, и это было видно невооружённым глазом: всё свободное время он проводил на берегу моря, задумчиво глядя вдаль, куда-то за горизонт, как будто там есть ответы на давно терзавшие его вопросы.

У Чимина не было друзей, а его одноклассники были чужды мальчишке по духу. Они были такими, каким мечтал его видеть отец: влюблёнными в море, желающими скорее закончить школу и заниматься рыбным промыслом вместе с отцами. Все мальчишки с детства хотели стать рыбаками, а девочки — их жёнами, ждущими своих мужей из плавания и оберегающими семейный очаг.

Чимин со своими мечтами о музыке был белой вороной, которую не обижали, но в открытую игнорировали и зло посмеивались за спиной.
А ведь он так мечтал о друге и единомышленнике, ему так хотелось делиться своей любовью к прекрасному и получать понимание, а не косые взгляды в ответ.

В какой-то момент он понял, что не выдерживает: таинственный голос, чарующий и манящий, преследовал его круглосуточно, вторгаясь в сны и разрушая его неуютную, но привычную реальность. Чимина ломало, будто он — заядлый наркоман, подросток жаждал ещё хоть раз услышать тот красивый голос, а его отец был слишком невнимателен к сыну, чтобы предотвратить дальнейшие события.

Пак-старший радовался, глядя на то, как его отпрыск чуть ли не ночует на берегу моря — надежда на то, что он-таки свяжет свою жизнь с рыболовством, вспыхнула в мужчине с новой силой.

А Чимин — наоборот, затухал, понимая, какая бессмысленная жизнь у него была до появления в ней мифического незнакомца.

***

Он решился: сейчас или никогда.
Мальчишка, дождавшись ночи, тихо забрался в старую лодку, привязанную к причалу и, налегая на вёсла, поплыл в сторону прибрежных скал, где в прошлый раз чуть не распрощался с жизнью.

Чимин был одержим идеей разговора с этим парнем — музыка, которую он так любил слушать ночами, уже не спасала от одиночества, а звёздное небо уже не приносило привычного утешения, которое он начал искать в море, а точнее в парне, который там живёт.

Плывя по чёрной глади моря, освещённой лишь полной луной над головой, подросток чувствовал страх, а вместе с ним — предвкушение.

Голос, фоном повторяющийся в его голове, казалось, только усилился.

Значит ли это, что он на верном пути? Или он должен бежать, не оглядываясь назад?

***

Юнги не интересовался людьми — они всегда были для него не более, чем добычей.

Он не был кровожадным — ему не доставлял удовольствия вид разодранной в клочья плоти, просто это было частью его мироздания, что-то вроде самого собой разумеющегося.

Юнги был сиреном — и это, пожалуй, объясняло всё.

В преданиях сирен, передающихся из поколения в поколение сказано, что они — прокляты.
Кто-то из предков давным-давно прогневал их создателя, верховного бога моря Посейдона, за что тот наслал на них свои чары и превратил некогда прекрасных морских нимф в ночной кошмар всех моряков.
Никто толком не знал, что будет, если перестать убивать людей, ибо ни одна сирена даже мысли об этом не допускала: охота на моряков стала их смыслом жизни.

Единственное, в чём сирены были уверены на сто процентов: перестань они окроплять море людской кровью — грянет что-то страшное, причём не только для одной сирены, нарушившей наказ Посейдона, но и для всего рода.

Упустить человека казалось чем-то немыслимым, каждую сирену с детства учили, что они обязаны убивать всех людей, что попадаются им на пути — никто не должен был уйти живым ещё и потому, что тогда люди узнали бы о существовании сирен, и быстренько бы их истребили.

Исключение составляли лишь дети: даже жестокий древний бог не мог позволить бессмысленных детоубийств, да и кто поверит ребёнку, рассказывающему о волшебных людях с хвостами?

Юнги было не по себе все эти два дня — его мысли непроизвольно вертелись вокруг этого мальчишки: он никак не мог решить, относить его к морякам или детям, и отчаянно ждал наказания за прерывание обычного хода проклятия.

Какого же было его удивление, когда вместо обещанной кары он увидел уже знакомого ему мальчишку, который, настороженно озираясь, плыл по направлению к тому месту, где они столкнулись в прошлый раз.

«Что же тебе надо?» — тревожно думал Юнги, выглядывая из-за большого валуна, за которым он в данный момент и прятался.

— Эээ... Мистер русал? Мистер русал?! — нерешительно позвал мальчишка, всё так же настороженно смотрящий по сторонам.

«Что? Он вернулся? Но... зачем?» — столько вопросов, и ни одного ответа.

— Мистер русал! Мистер русал!!! — тем временем «странный ребёнок», как окрестил его Юнги, разошёлся не на шутку — похоже, парень собирался перебудить всё море своими криками, что нужно было Мину в последнюю очередь.

Он поморщился: ещё немного, и этот мальчишка заставит его оглохнуть.

— Хватит орать, — недовольно проговорил Мин, высовываясь из-за валуна. — Зачем ты пришёл сюда снова, мне кажется, ты слишком мал для того, чтобы быть самоубийцей.

— Мистер русал! — обрадованно воскликнул парнишка, стремительно сокращая расстояние между ними. — Я хотел поговорить с вами.

Сирен вопросительно изогнул бровь — этот странный ребёнок пугает его всё больше и больше.

— Поговорить? Со мной? Воистину, вы люди — странные. И да, прекрати называть меня «мистер русал»: я не русал, и это твоё «мистер» звучит просто отвратительно. 

— Не русал? А кто тогда? — удивился «ребёнок». — Ладно, если вам не нравится, я могу называть вас... — парень задумался, окидывая взглядом заинтересованного Юнги, — ... мистер рыбка?! Ой, может, просто рыбкой?

— Рыбкой?! Ребёнок, я — древнейшее и страшнейшее существо во всём этом море: меня боятся даже акулы и киты, самые хищные и зубастые рыбы огибают моё жилище десятым течением, а ты меня — рыбкой?! — Юнги нервно забил хвостом по водной глади, подплывая к подростку. — Да ты хоть знаешь, что я делаю с такими, как ты?!

— Нет, — парень неожиданно лучезарно улыбнулся, являя Юнги одну из самых милых улыбок из тех, что ему доводилось видеть, — но я для того и приплыл сюда, чтобы узнать вас получше. Ваш голос... Он преследует меня вот уже несколько дней, и я подумал, что это знак...

Юнги внимательно посмотрел в глаза подростка: он не увидел в них мутной пелены, появляющейся у одержимых его чарами, но это ещё ничего не значит, так ведь?

Мину выпал отличный шанс убить этого парня, позволяющий спокойно жить дальше без страха за себя и своих сородичей, но он не мог.

Глядя на этого ребёнка, у которого глаза светятся неподдельным любопытством, а маленькие ручки сжимаются в столь же маленькие кулачки от волнения, он просто не мог прервать его только начавшуюся жизнь — до этого Юнги спокойно раздирал на клочки всех без разбору, но сейчас он не мог этого сделать, оправдывая себя исключением из правил: перед ним ребёнок, и точка.

Впервые Мин ощутил некое подобие жалости к своей жертве, и это ему ой как не нравилось.

— Убирайся, — неожиданно обрубил Юнги, — убирайся, пока не поздно, и забудь дорогу к этому месту.

— Что? Но почему? — удивился парень.

Этот мальчишка слишком наивный, или слишком глупый?

— Убирайся, если не хочешь мучительной смерти: я тебя, может, и не трону, но другие сирены — точно убьют.

— Так ты — сирен? — с восхищением захлопал глазами подросток.

— Дошло-таки, — ухмыльнулся Юнги, — а теперь — убирайся, пока я не передумал и не разодрал твоё тело на тысячи кусочков.

— Я не уйду! — выпалил парень, цепко хватая своими маленькими пальчиками Юнги за руку. — Только не сейчас и не после того, что я узнал. Рыбка, пожалуйста, не прогоняйте меня, да и мне не верится, что такой добрый сирен, как вы, убьёт меня.

— А зря, — хмыкнул Мин, ощущая приятное тепло, исходящее от ладошки младшего — у него самого руки всегда были холодными, как и сердце, и он искренне недоумевал, почему этот ребёнок до сих пор не отдёрнул руку, — послушай...

— Чимин, — подсказал подросток, всё так же цепляясь за руку сирена, боясь, что тот уплывёт.

— Да, ну так вот, Чимин — держался бы ты подальше от этого места, сирены, что обитают здесь — беспощадны, и если я сжалился, глядя на твоё детское личико, то другие разорвут тебя, не успеешь и глазом моргнуть. Уплывай отсюда как можно скорее, и больше не появляйся, — сказав это, Юнги ударил хвостом по водной поверхности, после чего, выдернув руку из захвата младшего, погрузился под воду, скрываясь в пучине чёрной бездны.

Чимин ещё немного посмотрел на расходящиеся круги на воде, а потом, развернув лодку, погреб к берегу, однако он и не думал сдаваться: одного разговора теперь казалось мучительно мало.

Он встретил существо, с которым до него, возможно, не беседовал ни один смертный — но важно не это.
Чимину нестерпимо хотелось узнать самого парня, а не допытываться у него о сущности сирен.
Какой он сам? Пак жаждал услышать его голос и имя, которое тот так и не назвал.

— Ты всё равно не отделаешься от меня, рыбка, — пробубнил подросток, немного отплыв от валунов, — хочешь ты этого или нет, но мы подружимся, — пообещал Чимин, уверенный, что его никто не слышит.

Юнги же, который всё это время тихо плыл за младшим, удостоверяясь, что он действительно уплывает, и его никто не пытается сожрать по дороге, ухмыльнулся:

«Надеюсь, ты достаточно умён, чтобы не возвращаться...»

Но где-то в глубине души, морской демон надеялся на ещё одну встречу с этим странным, но до жути милым ребёнком.

Ему было любопытно...