Несдержанность

Высокие деревья крепкими ветвями тянулись ввысь к солнечному свету, оставляя землю в лёгкой приятной тени под густыми кронами, сквозь которые изредка пробивались солнечные лучи. Они раскрашивали землю в яркие краски, неожиданно сочные, делая траву и цветы, на которые падал редкий свет, по-особенному живыми и прекрасными. Капли росы сверкали в этих лучах как разбросанные мелкие камешки горного хрусталя. Поистине восхитительная картина представала перед глазами смотрящего. Жаль только, что сегодня лишь единицы смогли оценить её по достоинству. Другие же остались или и вовсе равнодушными к прелестям природы, или же без зазрения совести топтали цветы грязными подошвами своих тяжёлых сапог, рыская в поисках добычи, которой на горе почти не осталось.

Но был ещё один человек, который в это мгновение спешил исчезнуть среди зарослей, отбросив из головы все мысли. Его сейчас не волновали никакие запреты и правила, собственные ноги несли так быстро прочь, что он едва ли замечал сочную зелень и тихое пение птиц в листве. Внутри боролись два чувства: вернуться обратно и испариться, будто его и вовсе тут не было. И как бы сильно ни хотелось исполнить первое, тело его не слушалось, шок и страх в единственный раз за всю жизнь оказались сильнее.

Сердце сильно и гулко билось в груди, заставляя рёбра болеть будто всю его грудную клетку сжимало тисками. Несмотря на переполняющие мужчину чувства, такие сильные, что ему с трудом удавалось сдерживать себя, чтобы не то чтобы не проронить ни звука, нарушая тишину, но и не разрушить сейчас что-либо. Собственное тело казалось чужим. Оно было таким лёгким сейчас, после того почти преступления, что он совершил, и одновременно невероятно слабым. Было жарко. В его груди разгорался настоящий пожар, заставляющий его бледное лицо гореть, но щёки оставались все такими же, краска не трогала их.

Только один человек мог разгадать то, что чувствовал сейчас мужчина. Его брат увидел бы всё, подметил каждую, казалось бы, мелочь, на которую прочие не обратили никакого внимания. Именно поэтому Лань Сичэнь был последним человеком, которого он хотел бы встретить у себя на пути в этот момент. Старший из Нефритов сразу бы всё понял, и даже несмотря на то, что тот не стал бы осуждать его, это бы не сделало положение мужчины лучше. Он не сдержался. Те чувства, что Лань Ванцзи так долго держал внутри под маской холода и отстранённости, наконец вырвались наружу.

Для него оказалось просто невыносимым видеть его таким открытым и беззащитным, с завязанными плотной чёрной лентой глазами. Мужчина сидел в одиночестве и рядом на ли не было никого вокруг. Он точно это знал, он это чувствовал. Точно так же он чувствовал, как контроль — та стена, что мужчина сам воздвиг между ними — начала рушиться. Горячая волна опалила его тело от загривка до пяток. Ему хотелось забрать себе всё, абсолютно всё. И чужой смех, и эту улыбку на ярких, резко очерченных губах, на которые уже давно Ванцзи не мог смотреть без приятного томления в груди. Лань Чжань хотел, чтобы тепло, что этот человек распространял вокруг себя, теперь было и его тоже. Чтобы в нём можно было греться.

Чужие губы оказались невероятно мягкими. Приятное тепло дыхания, что было им похищено, кружило голову, заставляя тело дрожать от желания и слабости. Чем крепче он прижимал мужчину, не оставляя тому попыток к сопротивлению и бегству, тем больше ему хотелось. Больше, гораздо больше: прикосновений, тепла, запаха на своей собственной коже, ощущения гладких шелковистых волос под пальцами, и конечно же вкуса чужих губ. Его он чувствовал до сих пор, и, наверное, уже никогда не сможет забыть.

Это не было местью. Напротив, скорее это было его отчаяньем, ведь мужчина никогда не надеялся на то, чтобы получить ответ. Даже когда губы Вэй Усяня приоткрылись ему навстречу, позволяя больше, Ванцзи не забывал, что человек, которого он зажимал между своим телом и деревом, сопротивлялся. Это было неправильно. Это было нечестно. Но он ничего не мог с собой уже поделать, когда впервые сделал то, чего так давно хотел. Коснулся так как хотел.

Все подначки Вэй Ина, все его шутки над ним были важны. Они все имели значение для него, пусть он их абсолютно не понимал. Брат часто подталкивал его к тому, чтобы поговорить. Первым пойти на контакт. Но стоило ему оказаться рядом с Вэй Усянем, как тело деревенело, а голова совсем не хотела работать как положено. Как итог — вместо нормального разговора всё, чаще всего, оканчивалось руганью, если не дракой, потому что Ванцзи просто был не в силах убедить мужчину, что тот попросту занимается саморазрушением. Ему было невыносимо наблюдать за этим. Настолько, что он даже был готов увести его за собой в свой орден силой, но никак не мог на этот шаг решиться.

И наверняка уже никогда не решится, ведь мужчина сам разрушил только что тот хрупкий мир, что был между ними, пойдя на поводу у своих чувств. Ему совершенно не хотелось думать о том, какой позор теперь ждёт его самого, когда Вэй Ин придет в себя и следом по его душу, и главное какой позор ждет его семью. Он должен был жалеть о содеянном, но никак не выходило, ведь губы все ещё горели от долгой ласки, на них он все ещё чувствовал чужой вкус. Если понадобится, Лань Чжань был готов стерпеть любое наказание за свой проступок, только бы иметь возможность ещё хоть раз увидеть серые глаза на бледном лице, чтобы знать что теперь. На его счастье, Вэй Ин никогда своих чувств не скрывал.

Ванцзи продолжал спускаться все ниже и ниже с горы, постепенно замедляясь с бега и переходя на шаг. Его дыхание выравнивалось, встревоженное сердце билось всё ровнее и ровнее. Чем ближе он был к арене, тем спокойнее себя ощущал, но теперь до него все ярче и сильнее доходило осознание совершенного им поступка. Осознание того, что он мало того нарушил не одно правило своего ордена, так ещё и бросил человека одного в лесу, не дав тому никакого ответа.

Мужчину так всполошил факт того, что его личность была раскрыта, что пойдя на поводу у собственных чувств он сбежал так быстро, будто был вором. Хотя именно он им и был, если чужой поцелуй можно считать пропажей. А ведь для него самого он был первым, и отдан был добровольно человеку, которого сам Лань Чжань любил, и уже давно. Тогда мужчина разрывался между двумя одинаково сильными желаниями, одним из которых было скрыться, вторым же было остаться и продолжить начатое, пользуясь состоянием человека в своих руках, который едва мог стоять на ногах. Неизвестно чем это могло закончиться, ведь желание обладать безраздельно и полностью так сильно ударило Ванцзи в голову. Поистине он мог совершить нечто непоправимое. Зная это, мужчина не мог рассчитывать ни на что, кроме как на наказание за свои действия.

Он уже слышал шум голосов, когда шторм чувств окончательно утих внутри него. До лагеря оставалось совсем немного, уже были видны башни с развевающимися флагами, но отчетливо в своей голове мужчина слышал лишь один вопрос. Мимо него проходили люди, некоторые из них приветственно склоняли головы, кто-то даже обращался к нему, желая привлечь внимание, но всё было без толку. Пусть сердце и успокоилось, его мысли были сейчас далеко, полностью поглощённые человеком, носившим чёрные одежды.

Чем спокойнее Ванцзи себя чувствовал, тем больше вопросов у него появлялось. Одним из них, разумеется, был, как именно Вэй Ин смог его узнать, и узнал ли он его в самом деле, ведь голос мужчины был едва ли громче шёпота в тот момент, когда он назвал его имя. С другой стороны, даже если вдруг Вэй Усянь и смог отличить в нападавшем именно мужские черты, а сам он себя не выдал ничем, могло ли это быть своего рода надеждой мужчины, что поцелуй украл у него именно младший из Нефритов. Это бы дало ему надежду. Надежду даже не на ответные чувства, хватило бы просто принятия его собственных. Выходит, что возможно он сам себя выдал, позволив увидеть своё лицо. Но даже тогда Вэй Ин не закричал, не обругал его и не разгневался, прогоняя прочь. Разве не это мужчина должен был сделать, увидев его лицо.

Стоило ли тогда ему вернуться? Возможно, если он попытается объясниться, они смогут понять друг друга.

Из напряжённых мыслей его вырвали голоса. Ванцзи уже был окружён людьми, адептами самых разных кланов, но его сознание к реальности смог вернуть лишь один, знакомый нежный женский голос. Он был лёгким и тихим, кротким, но при этом расслышать можно было каждое слово с невероятной чёткостью. Услышав его, мужчина тут же вспомнил, что в его руке все ещё был цветок, снятый с чёрных одежд, ведь голос принадлежал Цзян Яньли. Дорогая сердцу шицзе Вэй Ина шла в его сторону мелкими, плавными, но достаточно быстрыми шагами, и невольно Лань Чжаню захотелось отойти в сторону с её пути. Ничего хорошего от людей из этого ордена он сейчас ожидать просто не смел, понимая, что если правда о его поступке дойдет до брата и сестры Цзян, они будут первыми, кто потребует его объяснений. Сжав пальцами тонкий стебель, мужчина завел руки за спину и сделал шаг в сторону, надеясь, что молодая госпожа просто пройдет мимо к трибунам. Однако та не оправдала его ожиданий.

— Ханьгуан-цзюнь, — приветственно склонив голову, от чего заколки в её волосах мелодично звякнули, произнесла Цзян Яньли.

Он не смог бы не ответить ей тем же, когда молодая девушка остановилась возле него, начав вдруг внимательно вглядываться в его лицо, будто могла увидеть нечто такое, что бы выдало его беспокойство и опасения.

— Ханьгуан-цзюнь, — приветствие вдруг повторилось, отчего Ванцзи пришлось отвести взгляд от ясных глаз девушки, чтобы встретиться с чужим настороженным взглядом.

— Второй молодой господин Лань, вы ведь только спустились с гор, верно? — тихо и кротко спросила Яньли, дождавшись, пока мужчины обменяются приветствиями, и внимание мужчины в белых одеждах, расшитых узором из плывущих облаков, вернется к ней.

— Да, — этот вопрос не сулил ему ничего хорошего.

— Скажите, во время охоты вам не представилась возможность встретить там Вэй Усяня? Может вы видели, спускался ли он, или же обменялись с ним хоть парой слов, — голос её был до того мягкий и спокойный, приветливый, что Ванцзи неосознанно расслабился, что было едва заметно, поддавшись её нежному очарованию.

Мужчина уже хотел было ответить, подобрав слова на те несколько неловкие вопросы, что задала ему госпожа ордена Юньмэн Цзян, как в их разговор вмешался юноша, что до этого нетерпеливо держался близко, но на почтительном к ним обоим расстоянии. Цзинь Цзысюаню явно было некомфортно от того, что девушка, похоже, вознамерилась его игнорировать, переведя всё свое внимание на него, Ванцзи, а ведь пришли они с гор, похоже, вместе.

— Дева Цзян, к чему эти вопросы? Я уверен, что с таким человеком как Вэй Усянь не могло случиться ничего плохого. Позвольте я всё же провожу вас до трибуны, а потом сразу же распоряжусь, чтобы послали людей, если вы так сильно желаете, чтобы его нашли. — Лань Чжаню казалось неудивительным, что Яньли выглядела взволнованной и несколько расстроенной присутствием этого человека рядом с ней, ведь он вел себя так самонадеянно и несколько дерзко, отталкивая своим напыщенным тоном и смущая девушку.

— Я видел его, — только и сказал мужчина, заглядывая в светлые глаза всё ещё стоящей рядом с ним и ожидающей именно его ответа Цзян Яньли.

— Благодарю вас, — мягко улыбнувшись, робко проговорила она, чуть потупив смущенно взгляд, а потом будто бы на что-то решившись, слегка вскинула голову, внимательно глядя в его лицо. — Скажите, с вами всё в порядке? Вы выглядите несколько нездорово, на охоте с вами не произошло ничего странного?

— Нет, — коротко обронил мужчина, стараясь, чтобы лицо под внимательным и проникновенным взглядом девушки выглядело так же холодно и отстранённо как обычно.

— Могу ли я попросить вас проводить меня до лагеря моего ордена? — она правда старалась сейчас быть предельно вежливой, не выдавая того беспокойства, что терзало её сердце. — Думаю, господину Цзинь Цзысюаню будет лучше вернуться к своему отряду, обратно на гору, чтобы убедиться, что никто из них не пострадал. — Цзян Яньли обернулась к юноше в белых одеждах, расшитых и сверкающих золотом, и поклонилась, выражая своё уважение и благодарность за прогулку, которая для неё, похоже, оказалась не самой приятной.

— Не думаю, что теперь, в виду случившегося на этой охоте, правда может кто-то пострадать! Брат, дева Цзян, Ханьгуан-цзюнь... — высокий, неприятный его слуху голос заставил всех троих обернуться к юноше, что быстрым шагом направлялся именно к ним с очень недовольным, хмурым лицом.

Он узнал его. Именно этот человек бахвально кричал в толпу, что наследник семьи Цзинь неповторим в своем умении стрелять из лука. Именно этот юноша стремился затеять ссору, выбрав целью Вэй Усяня, который в силу своего нрава не пожелал проигнорировать эти глупые, самоуверенные речи. Впрочем, последователь тёмного пути был прекрасен и в этом, вместе со спущенной по мишени стрелой в очередной раз пронзая и его сердце своей внутренней силой и хищной грацией движений. Будь его воля, он давно бы уже отдал тому свою ленту, ведь с того дня как он впервые сорвал её с его головы она и так должна была принадлежать только ему одному.

— В самом деле, где это видано поступать таким бесчестным способом... Разве это не слишком дерзко даже для такого человека как господин Вэй, — Цзинь Цзысюнь пришёл не один, за ним следовали адепты с вышитыми золотыми пионами на груди и ещё пара мужчин старшего поколения, но ниже по статусу в обществе заклинателей, и именно эти люди недовольно причитали и бормотали.

Стоило Ванцзи услышать заветное имя, как весь он тут же обратился в слух, а когда до мужчины дошел смысл фраз говоривших, он едва заметно напрягся. Не могли же они видеть их? Он был уверен, что в тот момент поблизости не было никого. Неужели после его ухода произошло нечто плохое? Если же так, то виной могли стать его действия, а значит второй молодой господин Лань несёт ответственность.

Лань Чжань уже было хотел вмешаться в чужое обсуждение, сосредоточившееся за спиной у двух господ Цзинь, один из которых напряжённо и раздосадовано вглядывался в лицо девушки, что встала подле него, а второй же просто излучал неимоверное недовольство и гнев, будто кто-то лично ему нанес невероятное сильное оскорбление, а после посмел сбежать. Мужчине нужно было только выбрать момент и слова, которые не показались бы в этой ситуации странными, а главное не выдали бы его личной заинтересованности в чужом перешептывании, как этот самый момент предоставился сам собой.

— Сегодня в столь важный день, когда столько кланов заклинателей собрались для участия в облаве, он показал себя во всей красе. И это отнюдь не похвала. Треть всей добычи досталась ему одному! Где это видано поступать таким бесчестными методами! — говоривший распалялся всё больше и больше, а окружающие его юноши только кивали головой и хмурили брови на каждое гневное слово.

— Треть всей добычи? — Лань Ванцзи даже голову повернул к говорившему, внимательно того разглядывая.

Те заклинатели, что явились следом за Цзинь Цзысюнем выглядели разгневанными и раздраженными до крайности, и время только разжигало пламя этого гнева всё сильнее, ведь у него не было выхода. И теперь, когда он, Ванцзи, который по мнению большинства людей находился в самых что ни на есть отвратительных отношениях с Вэй Усянем, задал им вопрос, немедленно поспешили дать ему ответ на него, чуть не перекрикивая друг друга.

— Ханьгуан-цзюнь, неужели вы не знаете? Некоторое время назад, во время охоты на горе Байфэн, множество заклинателей, обыскивая округу в поисках добычи, в конце концов обнаружили, что во всех предоставленных нам угодьях не осталось ровным счётом ничего стоящего. Даже одного захудалого лютого мертвеца или злобного духа! А когда часть людей спустилась с горы к трибунам, чтобы расспросить об этом недоразумении Ляньфан-цзюня, то он поведал, что не менее как через час после начала облавы, в горах раздалась мелодия флейты, за которой почти вся сильная нечисть одна за одной тварью направилась прямиком в лагерь ордена Юньмэн Цзян и сама попалась в их сети! Из трёх основных видов добычи на горе Байфэн остались лишь навки и оборотни! Разве это не бесчестно?! Как один человек мог позволить себе поступить так с другими охотящимися! Ведь всех гулей увел за собой один Вэй Усянь! — вся эта бурная речь, полная злобы и негодования, не заставила сердце мужчины даже дрогнуть. Говорившего же поддерживали громкими криками, поддакиваниями и грозными сотрясениями мечей и кулаков.

Цзинь Цзысюнь, слушая недовольства толпы позади себя, лишь коротко довольно хохотнул, словно всё это ему невообразимо нравилось.

— Этот человек опирается лишь на кривую дорожку пути тьмы, разве же можно считать это показателем реальной силы. Всего-то пару раз свистнул на флейте — разве это можно считать за заслугу? — этот человек не стыдился говорить подобное даже в присутствии девы Цзян, можно ли считать в таком случае его слова ничем иным, как попыткой ещё сильнее раззадорить толпу.

— Да, — нахмурив свои идеально ровные брови, веско обронил Лань Ванцзи, глядя в глаза тут же растерявшемуся Цзинь Цзысюню.

— Что ты там сказал про кривую дорожку пути тьмы?! — гневно послышалось за спиной у Лань Чжаня и Цзян Яньли, которая всё ещё стояла возле мужчины под его надёжной защитой. — Если считаешь методы Вэй Усяня жульничеством, можешь сам попробовать и пару раз сыграть на флейте. Посмотрим, пойдёт за тобой нечисть или нет, — глава ордена Юньмэн Цзян говорил ровно, но от его тона у молодых адептов холодные мурашки бежали по коже, заставляя пятиться под его гневным взглядом горящих глаз.

— Но разве он не наплевал на правила! Это же ничем не лучше хитрости и жульничества! — даже перед лицом такого человека как Цзян Чэн, Цзинь Цзысюнь не смог держать свой грязный язык за зубами.

— Цзысюнь, довольно! — видя, что ситуация усугубляется с каждой минутой, молодой господин семьи Цзинь поспешил прикрыть рот своему двоюродному брату, не желая ещё больше усугублять конфликт.

— Он даже позволяет не носить с собой меч! Это оскорбляет всех нас, это оскорбляет вас как главу его ордена! Неужели вы спустите ему подобное?! — не смог успокоиться мужчина, даже несмотря на недовольные и откровенно гневные взгляды двух мужчин и девушки, которая хмурилась все больше с каждым словом, произнесенным в адрес её младшего брата, которого притом тут и вовсе не было.

— Цзысюнь! — крикнул Цзысюань не сдержавшись, отвешивая брату пинка на глазах у его прихлебателей, которые тут же потеряли весь свой боевой настрой. — Глава ордена Цзян, прошу простите его за подобные слова, он не ведает что несёт.

— Если ваш родственник считает, что подобное поведение Вэй Усяня как бы то ни было оскорбляет меня или мой орден, то смею заметить, почему же тогда то, что Не Хуайсан предпочитает вместо сабли носить с собой веер, никого не трогает? Не дело же всё в его старшем брате, чей грозный вид даже девушек на трибунах валит с ног? Хочет таскаться с флейтой, пусть таскается, всем остальным какое до этого дело? Или же вас всех задевает, что Вэй Усянь остается сильнее вас всех вместе взятых при помощи одной только свистелки? Есть ли в этом его вина? — каждое слово Цзян Ваниня было пропитано ядом, отчего присутствующие юноши покрывались неровными пятнами стыда, не смея открыть рот, понимая, что любое слово против приведёт к взрыву или драке, а то и хуже.

Цзян Яньли больше не могла этого выносить.

Сделав несколько шагов и встав перед Цзинь Цзысюнем, которого все ещё держали в крепкой хватке, девушка чуть виновато улыбнулась и приветственно поклонилась. Сам мужчина, как и другие, что стояли за его спиной, не знали как на это реагировать. Сам Цзысюань не знал, но и сказать ничего не посмел. Кто-то же из присутствующих не растерялся и всё же поклонился в ответ, кто-то же остался потрясённо молчать.

— Молодой господин Цзинь. Из ваших слов получается, что А-Сянь прибрал себе треть добычи на горе Байфэн, не соблюдая правила, что показалось всем присутствующим проявлением дерзости. Я никогда ни о чём подобном раньше не слышала. Должно быть, это доставило вам всем неудобства, поэтому я приношу извинения вместо него, — договорив, она снова поклонилась, отчего её выступление выглядело весьма серьёзным извинением.

Лицо Цзысюаня в этот момент выражало сложную гамму чувств, отчего он гневно дёрнул двоюродного брата, подталкивая его ближе к склонившийся перед ним девушке.

— Дева Цзян, вы и в самом деле добры и разумны... — неуверенно пробормотал мужчина, растерянно кося глаза в сторону наследника семьи и неловко переминаясь под взглядами двух мужчин, всё ещё стоявших позади склонённой в поклоне фигурки. — Поступок вашего шиди крайне неприличен и действительно причинил нам множество неудобств. Но поскольку вы имеете представление о приличиях, ваших извинений вовсе не требуется. Так или иначе, орден Юньмэн Цзян и орден Ланьлин Цзинь всегда были близки...

— Однако, несмотря на то, что я впервые принимаю участие в подобном мероприятии, одно я знаю точно. За всю историю охотничьих состязаний ни разу мне не доводилось слышать о правиле, которое запрещало бы участнику загонять слишком много добычи, — дева Цзян выпрямилась, оправила подол платья и подняла прямой яркий взгляд на мужчину перед собой. — Итак, вы сказали, что А-Сянь нарушил правило. Какое именно правило он нарушил?

Поступок Цзян Яньли заставил испытывать смущение и растерянность даже его, Ванцзи.

Лица присутствующих потемнели, им нечего было возразить или сказать. И тому имелось несколько причин. Первая: никто прежде не видел и не слышал о том, что это хрупкое создание вступало бы с кем-либо в полемику, поэтому не знали, как ей можно было ответить, тем более в присутствии Цзян Чэна, все ещё стоявшего надёжной стеной за спиной у сестры. И вторая же: такого правила, если задуматься, и правда не существовало.

— Дева Цзян, это не самая верная формулировка в данной ситуации. Некоторые правила просто не записаны, но тем не менее все их осознают и соблюдают из уважения к окружающим, — не выдержал один из адептов какого-то мелкого клана, который просто притёрся под общий шум и недовольство.

— Сколько всего тварей на этой горе? Сотен пять хотя бы наберется? А сколько заклинателей на охоте? Больше пяти тысяч человек! — причитал кто-то, стоя за спинами товарищей. — Мы изначально боремся за добычу изо всех сил. Если же он смеет забирать её себе так много, используя нечестивые методы, что же остается делать другим?

— Но в том, что вы не можете загнать добычу, нет его вины, — прямо сказала Цзян Яньли, заставляя заклинателей поперхнуться от возмущения. — Суть охоты в том, чтобы проявить истинную силу? Пусть гули и ушли, но ведь остались ещё навки и оборотни. Даже если бы он не забрал себе треть добычи или вообще не участвовал бы, те, кто не смог поймать добычу сейчас, не смогли бы сделать этого в любом случае. И хотя методы Вэй Ина отличаются от тех, что используете вы, это всё ещё развитая им самим способность. Нельзя называть это подобными словами только потому, что остальные лишились доступа к добыче.

Лица мужчин потемнели ещё сильнее. Но никто так и не посмел сказать и слова против.

— Такие обвинения в адрес моего младшего брата я считаю неприемлемыми, если вам нечего мне ответить. Поэтому, надеюсь молодой господин Цзинь Цзысюнь принесет извинения Вэй Усяню из ордена Юньмэн Цзян и сделает это лично. Ведь вы позволили себе говорить о нем без его присутствия. А это проявление не только неуважения, но и демонстрация вашего плохого воспитания, — продолжила говорить девушка, слыша только молчание в ответ.

— Только вот, боюсь, извинения вы принести не сможете, поэтому за подобное я требую вашего наказания, ведь вы не только посмели прилюдно поносить моего шисюна и первого помощника, но и занимались подстрекательством других людей. И вдобавок ко всему посмели говорить дерзкие речи в мою, главы ордена, сторону, — вид у Цзян Чэна был такой, что сразу становилось ясно — никаких возражений тот не потерпит, поэтому стоило Цзысюню только открыть рот, как Цзысюань тут же его захлопнул.

— Позволите моему отцу разобраться с этим и дать вам ответ до вечера текущего дня? — склонившись в поклоне, попросил молодой господин Цзинь, крепко удерживая свою головную боль за предплечье.

— Позволяю, — кивнул мужчина и, взяв сестру под локоть, поспешил удалиться, оставляя Лань Ванцзи в одиночестве стоять и глядеть им вслед.

Как бы далеко двое ни уходили, он всё равно мог расслышать их тихие голоса.

— Наказание? А-Чэн, ты думаешь это хорошая мысль? Думаю, А-Сянь бы не сердился сильно.

— Этого мы не узнаем, потому что стоило мне спуститься, как один из младших передал мне послание, оставленное его рукой. Вэй Усянь уехал сразу как спустился, и причины этого мне неведомы, поэтому пусть будет наказана собака, что слишком громко лает.

Ветер донес до мужчины тихий смех девушки, похожий на звон колокольчика.

Неужели Вэй Ин просто сбежал?